Вавилон

Фигули Маргита

— Твой сын — княжеского рода. Быть может, ты носишь под сердцем будущего царя Вавилонии, ради которого Энлиль изгонит персов из нашей отчизны.

Нанаи улыбнулась.

— Не одним

царям покровительствует судьба, — возразила она, — не драгоценные камни, а дела человека кладет она на чашу своих весов. Соседка подивилась, как мудро она им все объяснила. В тот же день, когда сумерки опустились на поля, люди пришли к Нанаи, чтобы побыть возле нее, почерпнуть силы в ее словах, — по тем нелегким временам они нуждались в них, как голодный в хлебе, как жаждущий в воде.

Толковали до глубокой ночи, пока усталость после изнурительной работы на склонила их головы в дремоте. Нанаи одиноко стерегла их сон, как некогда стерегла стадо белых овец у Оливковой рощи.

Наконец сон сморил ее, и она прикорнула среди гостей.

Той ночью нежданно-негаданно в Деревню Золотых Колосьев прилетели южные ветры. Они продули хижины, развеяли песок и пепел и, погладив по щеке спящую Нанаи, стряхнули на ее лоб золотистую прядь волос.

А Нанаи снилось, будто за деревней снова колосятся хлеба, будто вдоль каналов колышется волнами ячмень и пшеница и над тучными нивами парит жаворонок. Он несется над просторами, словно желая крылами и песнями объять белый свет.

Увидела она во сне и себя. Она сидит на меже, обнимая своего сыночка. У него черные курчавые волосы и открытый, огненный взгляд Набусардара. Горящими глазами он как завороженный следит за дерзким полетом птицы. Сердце мальчика учащенно бьется, мечтая о таких же крыльях и головокружительной высоте. Нанаи прижимает его к себе и говорит:

— У всех, кто живет любовью и правдой, вырастают крылья, чтобы мог человек взлететь и объять умом и сердцем целый мир. Вырастут они и у тебя, мой маленький, мой яблоневый цветик, любовь моя бесценная. Но сперва подрасти, стань мужчиной и освети делами землю, в которой почиет твой отец, великий Набусардар. Вот так, мой маленький, цветик мой яблоневый, любовь моя бесценная.