Вавилонские хроники
Шрифт:
Учитель Бэлшуну мельком поцеловал девушку в лоб и уселся сам. Не уселся – развалился: большой, грузный, весь какой-то физиологический. Все в нем кричало – нет, даже не кричало – орало! – о могучей и грубой витальной силе.
– Ну-с, друзья мои, – начал он, надвинувшись на нас с Мурзиком, – моя Цира говорит о вас невероятные вещи…
Я ревниво поглядел на девушку, но она не сводила с учителя Бэлшуну обожающих глаз, а я для нее как будто перестал существовать.
Я назвал свое имя и рассказал о своем происхождении. Упомянул тему научной работы и вскользь
К моему удивлению, он слушал внимательно, не перебивал. Ему даже как будто было интересно. Иногда он энергично кивал. У него были внимательные серые глаза и тонкий, крепко сжатый рот.
Неожиданно он спросил – вроде бы и не обрывая мой рассказ, а как-то исключительно ловко заполняя паузу:
– Вас никогда не преследовали странные сны? Не случалось ли чего-то такого, чему вы не можете найти объяснения?
Я начал было рассказывать про астрального гада и линию интеллекта на ладони – даже показать порывался, но тут влез Мурзик. Сильно покраснев, мой раб выпалил:
– А то! Как же, не случалось странного! Очень даже случалось! А кто, извините, тут нам высказывался, что, мол, ирр-ка нгх-аа л'гхма аанья! А?
Стало тихо. Мурзик из красного стал белым, а по его широкой морде расплылось тоскливое предчувствие экзекутария.
Учитель Бэлшуну спросил меня – осторожно, как будто обращался к больному:
– На каком языке говорил сейчас ваш друг?
– Он мне не друг, – мрачно ответил я. – Он мой раб.
– Я спрашиваю о языке, – повторил учитель Бэлшуну. Он говорил мягким, тихим тоном, но в его глазах появилась неприятная настойчивость.
– Откуда мне знать, что это за язык…
Я рассказал ему всю историю, от начала до конца. Учитель Бэлшуну слушал, покусывая губы. Думал. Потом хлопнул себя по коленям.
– Так, – подытожил он. – Отнесем это к числу загадок. Продолжайте.
Но оказалось, что я сбился с мысли и запутался в собственном повествовании. И что рассказывать мне, собственно говоря, нечего. Ничего исключительного в моей жизни не происходило.
Кроме того, меня раздражало, что Мурзика посадили в такое же кресло, как меня.
Бэлшуну словно угадал мои мысли.
– Перевоплощения души, ее странствия из тела в тело – реальность, друг мой. Такая же реальность, как этот стол. И даже в большей степени, ибо стол пришел и ушел, а душа бессмертна и ее переселения вечны. Поэтому мы не придаем значения тем социальным, половым и прочим различиям, которые существуют между нами в текущем земном воплощении. Ибо настанет срок, и души покинут тела, а после снова воплотятся в материальном мире. И, возможно, тогда неравенство исчезнет. Или поменяет полюса. Раб станет господином, а господин – рабом.
– Это когда еще будет, – упрямо сказал я.
– Но
Я решил обескуражить его каким-нибудь резким заявлением и не придумал ничего умнее, как обвинить в симпатиях к коммунистам.
Холеный буржуй рассмеялся. Он даже возражать мне не стал.
– Вам трудно себе представить, какой долгий, какой славный жизненный опыт у вас за плечами. Он подавлен гнетом вашей нынешней, бесцветной жизни. Но в прошлых воплощениях вы не были тем, чем являетесь сейчас. Вы изменяли лицо мира. От вас зависело множество людей. Вы, не задумываясь, бросали армию за армией в кровавую бойню, вы убивали людей и щадили их по своей прихоти, вы овладевали прекрасными женщинами, вы мчались, стоя на спине разъяренного быка под рев влюбленной в вас толпы!
Я обиделся. Я вовсе не считал мое нынешнее существование бесцветным.
Но перебить учителя Бэлшуну оказалось не так-то просто. Он порылся в своем столе и вытащил толстую тетрадь в дешевом бумажном переплете. На обложке тетради было оттиснуто «ГЛАВНАЯ КНИГА». Это была стандартная дешевая тетрадь, какие обычно валяются, замусоленные, у табельщицы на проходной государственного заводика.
– Вы должны прочесть это, – сказал он. – Возьмите. Ознакомьтесь.
Я потянулся, взял тетрадь. Полистал. Она была исписана разными почерками. Учитель Бэлшуну с интересом наблюдал за мной.
– Кстати, – добавил он, – это нельзя выносить отсюда.
Я положил тетрадь себе на колени. Возражать учителю Бэлшуну было очень трудно. Как будто в стенку идти. Но я все же попытался.
– Не хотите же вы сказать, что я буду жить здесь, у вас.
– Именно это я и хочу сказать, – бодро улыбнулся он. – Вы и ваш друг останетесь у меня. До тех пор, пока не поймете, какая великая тайна вам приоткрылась.
Я встал.
– Я все понял, – сказал я. – Здесь подполье левых террористов-радикалов. Вы – нурит?
Учитель Бэлшуну оглушительно расхохотался. У него даже слезы выступили.
– Да сядьте вы, сядьте!.. – выговорил он сквозь смех. – Вовсе нет. Я предлагаю вам остановиться в моей гостинице и почитать эту книгу со всевозможным комфортом. Не более того. Если вы считаете, что это невозможно… Или что вам это не нужно…
– Он сам не понимает, что ему нужно, – резковато вмешалась Цира. И посмотрела на меня отстраненно. Как чужая взрослая тетя на нашкодившего детсадовца.
Я сдался.
– Ну… ладно… Но позвонить-то я могу?
Учитель Бэлшуну безмолвно придвинул ко мне телефон. Я набрал номер Ицхака и наврал ему что-то бессвязное.
– Что, от какой-нибудь швабры оторваться не можешь? – спросил Ицхак.
Я воровато оглянулся на Циру.
– Не знаешь, не говори.
– Да ладно тебе, Баян… Трахайся. Только в день Мардука чтоб был!.. Иначе уволю, понял?
– Понял, – сказал я и повесил трубку.
– Договорились? – как ни в чем не бывало спросил учитель Бэлшуну и забрал от меня телефон. – Вот и хорошо. Для начала я хочу предложить вам совсем простой опыт. Если вы не возражаете…