Вавилонские хроники
Шрифт:
Она закашлялась.
– Дура, – прошипела Цира.
Мурзик выключил свет.
Почему-то я почувствовал облегчение. Я закрыл глаза и почти сразу заснул.
Наутро был в день Сина. Нас разбудил телефон. Звонил менеджер. Спрашивал, почему дверь закрыта и на звонки внизу никто не отвечает.
Ицхак выругался, извинился. Менеджер сказал, что через полчаса будет. Ицхак одобрил. Положил трубку. Оглядел разгром.
Учитель Бэлшуну спал на диване, страдальчески
Товарищ Хафиза приподнялась на локте. Осведомилась, дозволено ли ей покинуть этот вертеп эксплоататорского разврата или кровососы желают задержать ее и подвергнуть пыткам.
Изя раздраженно сказал, что если дама просит подвергнуть ее пыткам, то это можно устроить. Хотя ему, Изе, больше бы понравилось, если бы она покинула-таки этот вертеп. Причем навсегда.
Товарищ Хафиза ледяным тоном поблагодарила и, забрав сумку, вышла. Внизу хлопнула дверь.
Мурзик и Цира спали, обнявшись. Когда хлопнула дверь, Цира пошевелилась и что-то пробормотала Мурзику в ухо, едва шевеля губами. Мурзик улыбнулся.
Луринду сонно потянулась. Без очков она была куда симпатичнее, чем в очках. Не такая сушеная, что ли. Однако она тут же их нашла и водрузила на нос.
– Что, уже утро? – спросила она. – Я пойду готовить кофе. Кто хочет кофе, господа?
Кофе хотели все. Луринду встала, охнула, засмеялась. Влезла в свои туфли на сбитых каблуках и поковыляла по лестнице в лабораторию, где осталась кофеварка.
Я сел. Потер виски. Растолкал Буллита. Мы убрали матрасы и одеяла. Попинали Мурзика с Цирой, чтоб вставали тоже. Те нехотя отлепились друг от друга и включились в уборку. То есть, включился Мурзик – добыл швабру и быстренько махнул пол, стирая пятнышки крови, накапавшие из бэлшунова носа. Цира тем временем, храня суровость, надзирала.
Через полстражи в офисе появился менеджер с пачкой заказов на текущую неделю. Изумленно поглядел на спящего на диване Бэлшуну. Никак не комментируя наличие в офисе окровавленного человека, Ицхак забрал заказы и ушел с ними в кабинет. Менеджер пошел с ним вместе.
Луринду понесла им туда кофе.
Начиналась обычная трудовая неделя.
Мы с Мурзиком проводили Циру и взяли с нее слово, что она ляжет в постель. И позвонит нам вечером и скажет, как себя чувствует. Цира велела нам убираться.
Мы взяли рикшу и поехали к себе, в квартал Литаму.
Всю дорогу мы молчали. Мурзик просто наслаждался поездкой, а я был придавлен смертельной усталостью и мечтал только о своем диване.
Моя маленькая квартира была, казалось, оставлена нами тысячу лет назад. Уютный забытый, почти несбыточный островок прошлого.
Я открыл дверь. Пустил кошку – она уже куда-то дела своих котят и теперь терлась с вполне независимым
В комнате было пыльно, очень обжито и спокойно.
Я лег на диван, вытянулся, закрыл глаза.
Я был ведущим специалистом фирмы «Энкиду прорицейшн». Бывшим рабовладельцем, а ныне свободным гражданином. Я был Аххе-Даяном, для одноклассников – «Баяном». И все. Больше я никем на данным момент не был.
Ну, еще я был полутрупом, сонно грезящим, лежа на диване.
В кухне шуршал мой бывший раб Мурзик, то есть Хашта. Вокруг него вилась кошка. Лязгала складная кровать – Хашта устраивался отдыхать.
В немытое окно бесполезно светило солнце.
День был полон суетных вещей, мелких проблем, несущественных забот. За окном догнивал печальный Вавилон, павшая Возлюбленная Царств. Неяркая весна медленно входила в Город, гнала по Евфрату тающий лед. Завтра я возьму пива и пойду смотреть на ледоход.
И со мной будут Хашта и Цира, эта строгая и бесполезная стерва. И Цира будет трахаться со мной и с Хаштой. И мы с Хаштой купим Цире мороженого.
В этих мыслях я заснул.
И – ничего не произошло.
Ровным счетом ничего.
Каждое утро мой бывший раб Хашта поднимался на три часа раньше меня, наспех жарил яичницу на двоих, съедал свою половину и убегал в офис «Энкиду прорицейшн» производить утреннюю уборку.
Я вставал с постели, съедал оставленный Хаштой холодный завтрак и шел на работу. Сидел над своими вычислениями. В день Иштар посещал массажистку. Работал над подготовкой к дню Мардука, когда мне предстояло взойти на крышу обсерватории. Диссертацию пописывал.
Кроме того, в мои обязанности теперь входили инструктирование и подготовка частных клиентов. Ицхак клялся взять на должность инструктора специального человека, а пока что поднял мне зарплату.
Все мы разговаривали друг с другом только по работе. Луринду поставила себе на стол второй компьютер, соединила их в локальную сеть и вообще выключилась из общения.
С Мурзиком-Хаштой я почти не виделся. О его присутствии в доме свидетельствовали только помытая после меня посуда и остывшие завтраки по утрам.
Кошка перебралась спать ко мне и по ночам шумно мурлыкала. Иногда я просыпался оттого, что она холодным мокрым носом обнюхивает мое лицо.
Так минула седмица.
В день Нергала ко мне явилась матушка. Я вытряхнул ее из гигантской шубы и провел в комнату. Матушка была разгневана. Я понял это сразу – по тому, как она отводила глаза, как поджимала губы. Даже по цвету ядовито-фиолетовой помады.
– Чаю? – предложил я.
– Где твой раб? – спросила матушка.
Я не нашел ничего умнее, как ответить ей правду.