Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных
Шрифт:
– Мистер Пинфилд… Сирил, – сказал Эйгенграу и положил длинную, изящную кисть на плечо Сенлина. – Это не твоя вина. Я думаю, что ты немного травмирован произошедшим. Я так привык видеть смерть, что иногда забываю: не все люди могут смотреть на нее спокойно. Даже если ты выплатишь долги этих ходов, мне все равно придется привести других, чтобы выплатить долг крови, который также причитается. Это тяжелая работа для настоящих мужчин. Может быть, тебе лучше уйти до того, как…
– Все хорошо! Я готов! – объявил фотограф.
Сержант приказал отряду приготовиться к стрельбе. Шестнадцать стволов взметнулись
– Может быть, сосчитаем до трех? Это было бы очень полезно. Они должны стрелять одновременно со вспышкой.
– Подождите! Стойте! – Сенлин высвободился из хватки генерала и ринулся к фотографу, чтобы удержать его, заткнуть ему рот рукой, если придется.
Но прежде чем начался подсчет, черный порох в желобке для вспышки воспламенился с ударным хлопком. На рукаве сюртука Сенлина запрыгали искры. Сержант выкрикнул команду через долю секунды. Удары свинцовых пуль, врезавшихся в плоть и кости, почти не были слышны из-за треска выстрелов. Некоторые ходы застыли, как будто раны пригвоздили их к стене. Другие повалились на землю, натягивая цепи. Девушку ранили в легкое. Хотя вес прочих тел и кандалы влекли ее вниз, она изо всех сил старалась удержаться на ногах.
Но шок, позволивший игнорировать рану, длился недолго. Из дыры в ее груди потянулась красная лента, подгоняемая затихающими ударами сердца. Она закашлялась темной кровью. Ноги ее подкосились, и она упала рядом с мертвецами.
Сенлин попытался сбить пламя, бегущее по рукаву. Видя, что у него нет другого выхода, кроме как снять горящую одежду, он бросил ее на землю и затоптал огонь. Он стоял над дымящимся сюртуком, тяжело дыша от страха и ярости.
Под чашей небосвода все еще грохотало эхо выстрелов. Толпа молчала.
Фотограф повозился с камерой и нахмурился:
– Я не успел снять. Мы не могли бы подпереть их и попробовать еще раз?
Глава тринадцатая
Я никогда не отвечаю на приглашения. От этого несет отчаянием. Единственное событие, на котором я обязательно буду присутствовать, – мои похороны, и я надеюсь прибыть с большим опозданием.
Как обычно, сэр? – спросил Йоахим.
– Нет. Нет, – сказал Сенлин, чувствуя, как его тошнит от мысли, что придется давиться еще одним стаканом теплой, как кровь, воды. – Ром. Большую порцию. Ведро с ромом, пожалуйста.
Если бармен и удивился такой перемене в характере «боскопа», то никак этого не показал. Он принес большой стакан, до середины наполненный прекрасным ромом с ароматом дуба, но Сенлин не оценил сложный букет. Он осушил стакан в три глотка.
После казни Сенлин вернулся в свою комнату, чтобы снять обгоревший сюртук и надеть что-то другое. У него не было выбора, кроме как нацепить смокинг, который он носил накануне вечером и который казался слишком вычурным для столь раннего часа. Хотя какое это имело значение? Какое значение имеет вся эта модная чепуха?
Сфинкс выслеживала опасных заговорщиков, в то время как столько зла творилось в открытую. Конечно же, грядет революция! Разве может быть иначе? Сенлин яростно возражал против средств и эгоистических мотивов Марата, но он не мог спорить с тем, что перемены назрели. Потребность в них была так велика, что на самом деле оказывала ошеломляющее воздействие на дух. Как можно надеяться изменить культуру, спасти целый класс? И зачем пытаться, если проще согласиться с прагматизмом Эйгенграу? Зачем спасать одну девушку, когда на ее месте окажется другая? Зачем спасать кого-то, если невозможно спасти всех? Древо истории гниет быстрее, чем растет. Башня рушится быстрее, чем ее можно починить. Любые попытки предотвратить неизбежный крах не только тщетны, но и наивны.
Нет. Сенлин не мог из-за цинизма пойти на сделку с совестью. Возможно, он не в силах спасти всех ходов, но он может хоть что-то сделать для одного. Он должен спасти одного.
– Йоахим, кто из членов Клуба владеет Железным Медведем?
– Маркиз де Кларк, – сказал бармен, снова наполняя бокал «боскопа», без просьбы.
Сенлин не стал возражать и отпил. Он надеялся найти человека более низкого ранга – графа или барона.
– А что за человек этот маркиз?
– Знаменит своими вечеринками. У него есть дочь – старая дева, которую он хотел бы выдать замуж, и в придачу самый большой барный счет из всех здешних гостей.
– Ага! – сказал Сенлин, поднимая бокал за луч надежды.
Возможно, маркиз нуждался в средствах.
– Он очень привязан к своему бойцу, – продолжал Йоахим. – Медведь приносит ему много денег. Он проиграл только один матч, несколько месяцев назад. Маркиз был в ярости. В тот вечер он заключил крупное пари на Медведя и был не в том настроении, чтобы его выплачивать. Маркиз тайком пронес в клуб пистолет – что, конечно, совершенно против правил – и застрелил бы своего бойца прямо на арене, если бы его не удержали. – Йоахим коротко рассмеялся, хотя Сенлин сомневался, что это была шутка. – С тех пор Железный Медведь ни разу не проигрывал.
– А сколько обычно стоит боец?
– Ну, я видел, как чемпионов в припадке гнева продавали всего за один шекель, а иногда и за тысячу мин.
– На такие деньги можно купить яхту!
– Конечно, можно. Но на самом деле нет никакого способа узнать, сколько стоит чемпион, пока деньги не перейдут из рук в руки.
Сенлин размышлял обо всем этом, потягивая ром. После всех счетов и взяток у него оставалось сто девяносто четыре мины от суммы, которую выдала Сфинкс, но этого было недостаточно, чтобы купить любимого бойца маркиза.
– Когда у Железного Медведя следующий бой? – спросил Сенлин.
Йоахим сверился с программой, спрятанной за стойкой бара, и прищурился с видом человека, который не желает признавать, что достиг среднего возраста.
– Он дерется сегодня вечером. В семь часов. Против Джинна. Должно быть, настоящий здоровяк.
– Не найдется карандаша и бумаги? Мне нужно нацарапать записку.
К удивлению Сенлина, бармен достал целый набор для письма. Он открыл лакированную шкатулку, в которой содержались чернильница, канцелярские принадлежности двух цветов, конверты, коллекция перьев и палочки красного воска для печатей. Отказавшись от излишеств, Сенлин выбрал один лист и карандаш, чтобы составить послание.