Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных
Шрифт:
Сенлин повернулся, чтобы посмотреть на хозяина праздника, и увидел, что тот улыбается с любопытством во взгляде. Казалось, он только очнулся от чудеснейшего сна.
– Вот это поворот, – сказал герцог.
Глава четырнадцатая
Экстаз кроется в том кратком молчании в конце спектакля, когда представление уже закончилось, но аплодисменты еще не начались.
Все в Клубе, казалось, застыли – наступил миг смятения и неуверенности.
Увидев сразу же, что это единственная фора, которую он может получить, Сенлин бросился бежать.
На самом деле ему было открыто только одно направление. Члены Клуба, собравшиеся посмотреть на танцовщиц бурлеска, перекрыли лестницу и образовали нечто вроде туннеля, протянувшегося от бара к балюстраде, за которой простиралось открытое пространство и порхали птицы.
Схватив нож для резки овощей с разделочной доски Йоахима, Сенлин побежал к поручням. Танцовщицы в масках пронзительно завизжали, когда он с трудом протиснулся между ними. Музыканты бросились врассыпную, схватив инструменты. Он зажал нож в зубах, достал носовой платок и на ходу обернул им руку. Оказавшись у перил, где когда-то намеревался прикончить герцога – упущенная возможность, о которой теперь можно было лишь с горечью сожалеть, – он схватил гирлянду из шелковых цветов и потянул. Гирлянда, которую обычно привязывали к штырькам бечевкой, отошла ровно настолько, чтобы можно было просунуть под нее нож. Сенлин подрезал гирлянду и, взяв свободный конец веревки в руку, обернутую носовым платком, ступил на плоскую балюстраду.
Он обернулся и увидел, что члены Клуба наступают и герцог стоит перед устрашающей стеной из сюртуков и напомаженных волос. Вил выглядел очень довольным. Он раскинул руки, удерживая соратников от попыток схватить незваного гостя. Казалось, ему было любопытно посмотреть, действительно ли Сенлин спрыгнет с балкона.
Сенлин посмотрел на глиняный пол арены далеко внизу. От высоты у него закружилась голова, и от головокружения он выронил нож для чистки овощей. Лезвие блеснуло, кувыркаясь, и приземлилось в маленьком облачке красной пыли.
Решив, что осторожность – враг мужества, Сенлин перевел дух и шагнул с перил.
Он спускался рывками, по мере того как освобождались все новые отрезки бечевки, которая удерживала гирлянду. С каждым обрывом его бросало в сторону, вдоль изгиба балкона. Вскоре он уже не столько падал, сколько болтался в воздухе. Гирлянда становилась длиннее, а спуск по спирали ускорялся, и он все сильнее устремлялся к переполненным трибунам, увлекаемый центробежной силой. Затем его хватка ослабла, и он рухнул в толпу посетителей.
Вместо того чтобы самому травмироваться при падении, Сенлин причинил боль куче людей, и ни один не был благодарен за полученные ушибы и синяки. Его приземление вызвало всплеск пива и взрыв ругательств. Он перелез через распростертые тела бедолаг, которые смягчили его падение, и спрыгнул на свободное место в нижнем ряду.
Пока он переступал с одного пустого места на другое, спускаясь с трибун скачками и большими шагами, толпа начала забрасывать его мусором. Он прыгнул в главный проход у основания трибун и побежал к туннелю-выходу. Какой-то мужчина выплеснул ему на волосы полную кружку пива. Град из арахиса барабанил по спине, когда он нырял в туннель.
До сих пор, похоже, он опережал известие о своем разоблачении. Поэтому, когда охранники в туннеле накинулись на него за то, что он так безрассудно промчался через турникеты и всполошил очередь входящих посетителей, Сенлин дернул себя за мокрый лацкан, ткнул в них значком Клуба – и охранники сразу его отпустили.
Когда он вырвался из туннеля в просторный вестибюль, то с ужасом обнаружил, что тот набит до отказа. Он попытался проложить себе дорогу, но даже выставленный напоказ значок не помог расчистить путь. Услышав крики, он обернулся и увидел, что герцог ведет вниз по лестнице группу членов Клуба. Сенлин нырнул за колонну, надеясь, что его не заметили.
Он вытащил из кармана диктофон Сфинкса и дрожащими пальцами сорвал табачный лист. Включил аппарат и торопливо заговорил в него:
– Меня обнаружили. Мне, наверное, конец. Это не имеет значения. Ты должна вытащить Марию. Пусть герцог тебя не обманет. Он не тот, кем кажется. Скажи Марии, что я люблю ее. Скажи, что я сожалею, что снова подвел ее.
Он повернул голову мотылька, и из медной грудной клетки выросли ноги. Крылья, выкрашенные в тот же голубой цвет, что и небо Пелфии, развернулись и осторожно взмахнули. Сенлин поднял гонца в тот самый миг, когда крики его преследователей приблизились.
Мотылек оторвался от ладони, подпрыгнул вверх, сначала неуверенно, а потом отыскал нужный ритм. Сенлин наблюдал, как штуковина поднимается, а его уже схватили за руки, за шею и плечи, потянули вниз. Он сопротивлялся весу, не давал себя прижать, наблюдая за полетом мотылька.
Черная молния устремилась вниз и схватила мотылька в полете.
Сенлин наблюдал, как сорока возвращается в гнездо с зажатым в клюве посланцем Сфинкса. Птица оторвала раскрашенные крылья и бросила медное тело в гнездо, где оно звякнуло и покатилось по небольшой куче пуговиц и безделушек.
Он закричал от отчаяния. Сила множества рук вынудила его опуститься на колени. Он сопротивлялся, пытался выкарабкаться на свободу. Кто-то натянул ему на голову мешок.
В темноте он услышал, как Вильгельм сказал:
– Эфир! Вырубите его. Вырубите!
В голове Сенлина пронеслась одна-единственная мысль: Вильгельм обвинит в этом ее. Он глубоко вздохнул и прокричал сквозь мешковину:
– Она не хотела иметь со мной ничего общего! Она смеялась надо мной! Она отказалась…
Чья-то рука вцепилась в шею, как щипцы для орехов, голову оттянули назад, упираясь коленом в позвоночник. Сквозь ткань вокруг носа и рта просочился щекочущий ноздри, резкий запах. Из-за испарений темнота внутри мешка запузырилась от света. Свет наполнил его голову, потек к конечностям и вниз к кончикам пальцев, стирая все ощущения. Черные, как зрачки, звезды проплыли в поле зрения, растекаясь по белому космосу. Плавающие созвездия становились все больше и ближе, заглушая свет. Чем ближе подходили черные звезды, тем сильнее отдалялось все прочее, пока он не перестал видеть что-либо за пределами пустой, зияющей темноты.