Ваза с желтофиолями
Шрифт:
11
Очнулась я от ноющей, довольно неприятной боли во всем теле. Я так долго лежала на полу, что все тело затекло.
Я постаралась сесть. Было это достаточно мучительно, я даже закричала от боли. Потом же, уже приняв сидячее положение, долго не могла вспомнить, что именно произошло. Из воспоминаний осталось лишь леденящее чувство страха. И какая-то пугающая безысходность.
Вспомнить помог запах. Тошнотворный, сладковатый запах гниения забивался в ноздри как липкая вата, принимая почти реальные осязаемые ощущения. Уже давно рассвело. Часы мои показывали без четверти семь
Картина… Глаза мои словно что-то притягивало к ней, я уставилась в одну точку. Картина по-прежнему была вся в крови. За ночь кровь успела засохнуть. Из венозно-красных пятна стали совсм черными.
Шатаясь, я поднялась на ноги. Ужас, отвращение, паника, дикий первобытный страх, непонимание, злость — все это, и еще множество неопознанных чувств, слились в душе моей в единый кипящий котел. Буквально разрывая грудную клетку. Боль во всем теле была мгновенно забыта.
Меня бросало то в холод, то в жар, руки тряслись, я даже стала задыхаться, как в жестоком приступе астмы. И все это словно на поводке вело меня к картине, буквально тащило к ней. Я подошла ближе.
Мое полотно было безнадежно испорчено. Но откуда в квартире взялась кровь? Чья это была кровь? Это было утро ответов на множество мучительных вопросов. Глаза мои уткнулись в точку подоконника (мольберт стоял рядом с окном). А на подоконнике…
На подоконнике лежал труп черного кота со вспоротым животом. Труп за ночь успел высохнуть и съежиться. Выпущенные наружу кишки свешивались вдоль батареи, оставляя кровавые потеки. Кто-то убил кота, вспорол ему живот, и вымазал его краской мою картину.
Это было больше, чем я могла вынести. Меня буквально понесло в ванную, где, упав на колени, я принялась страшно рвать, едва не теряя сознания от охватившей меня паники.
Рвота вымотала все мои силы. Когда этот кошмар, наконец, прекратился, я едва сумела встать на ноги. Я шаталась от слабости. Мое тело била дрожь. Я дрожала в жестоком ознобе и никак не могла согреться. В глазах темнело, и я испугалась, что снова потеряю сознание.
Оставался единственный шанс: взять себя в руки и постараться с честью выйти из ужасной ситуации, в которую меня специально поставили. Я не сомневалась, что все это сделано специально. Очевидно, тот, кто это сделал, думал, что я потеряю над собой контроль, начну орать, звать на помощь. А когда приедут мои знакомые и родственники, то решат, что и с котом, и с картиной я сделала все это сама. Возможно, как раз в этом и скрывался расчет. Выставить меня сумасшедшей. А раз так, то я должна смешать их карты, и делать вид, что ничего не произошло. Возможно, это будет самое правильное решение.
Принятое решение (скрыть все, держать в тайне, пока не выясню больше фактов) подбодрило меня и сразу придало сил. Я вернулась в комнате с твердым решением — действовать.
Испорченную картину, свернув. Я сунула в мусорный мешок. Туда же последовал труп кота, завернутый в газету. Я изо всех сил старалась не вырвать снова, убирая с подоконника эту гадость. Мне это удалось.
Выставив мусорный мешок с таким страшным содержимым к двери (счастье еще, что мешок был черный и не было видно, что в нем лежит), я распорола на тряпки свою старую ночную рубашку (других тряпок у меня не было, а ночная рубашка стоит не дорого), и принялась отмывать
Когда я отмывала батарею, мне снова пришлось бежать в ванную — приступ рвоты повторился во второй раз. Виной всему был запах, тошнотворный запах гниения уже разлагающейся плоти. Кот начал разлагаться, пролежав целую жаркую ночь. Ведь в жару процесс разложения идет быстрее. Когда рвота прекратилась, я рассердилась на саму себя (хотя кто бы отреагировал на моем месте). Открыла кран с холодной водой и сунула под него голову. Ледяная вода мгновенно очистила все ощущения и придала мне бодрости. Мне стало легче. Так, на подъеме, я смогла вернуться в комнату, чтобы домыть батареи.
Свернула испачканные тряпки во второй мусорный мешок, и раскрыла настежь окно, чтобы выветрились все следы жуткого запаха. Теперь оставалось самое главное: вынести мусор. Я взяла мешки и пошла через двор. Двор был абсолютно пуст, ни единой живой души. Это было утро везения.
Возле мусорного контейнера я лицом к лицу столкнулась с одной из старух, живущих во дворе. Злобное лицо старухи светилось торжеством. При виде меня старуха ткнула пальцем в пятно, темнеющее посреди мостовой.
— Вот, видите? Видите, что с уличными животными происходит? А меня поучают тут всякие, мол, прикармливаю во дворе! Жалобы еще пишут, суки крашенные! А сами бы взяли хоть одного кота, так и не происходило бы такого. А то все умные!
— Что произошло? — инстинктивно я вдруг почувствовала, что сейчас услышу что-то очень для себя важное, — Что случилось?
— Кота вечером сбили. Кот под машину попал. Уличный. Все пузо ему разворотило. Жуть, да и только! Бедолага, дорогу переходил, а тут этот джип, откуда только взялся. А не случилось бы такого, если бы прикармливал кто во дворе!
— Кот был черный? — вырвалось у меня. Старуха уставилась со злым подозрением, и я тут же пожалела о своем порыве.
— Это дружок твой на джипе кота сбил? Тот, что сюда к тебе шастает? А ты его покрываешь, шалава деревенская! Погубили животное, ни за что, ни про что! Да я запишу номера джипа твоего дружка и в милицию, и в прокуратуру напишу! Он у меня пожалеет, что на свет родился, сволочь толстопузая! Да я…
Не выдержав, я бросилась от нее бежать. Старуха, потрясая кулаками, продолжала что-то со злобой выкрикивать мне вслед. Серию доморощенных местных проклятий. Все это напоминало фантасмагорическую сцену из абсурдного фильма ужасов. Выдержать ее я не могла. Разрыдавшись по дороге, я быстро влетела в квартиру и захлопнула за собой дверь. Упала в кресло. Но тут же застыла. Мои инстинкты невероятно обострились за эти страшные дни. Я почувствовала, что в комнате есть кто-то еще, что в комнате я не одна.
— Привет, — сказала Фаина, и вышла из тени дальнего угла комнаты. Я и не смотрела в этот угол, когда вошла. Двигаясь мягко и осторожно, она аккуратно подходила ко мне, а лицо ее почему-то выражало растерянность. Мне еще не доводилось видеть такого выражения.
— Как ты вошла? Ах, да… Я же оставила открытой дверь.
Фаина не кивнула, никак не отреагировала на мои слова. Она молча продолжала на меня смотреть, но подошла не очень близко. На ней по-прежнему было платье в горошек, а волосы, распущенные, свободно падали по плечам. Девочка выглядела невероятно красивой, только очень бледной.