Важнее, чем политика
Шрифт:
Александр Архангельский. Я в принципе согласен, только несколько коротких дополнений. До недавнего времени наша власть курировала только кино. И нетрудно увидеть, в каких проектах ее деньги и административная поддержка присутствуют. За исключением фильма «12», смысл которого – вся наша жизнь есть борьба, и от катастрофы нас спасают мудрые чекисты, никаких фильмов о современности, о дне сегодняшнем власть не поддержала. Она делала ставку на сказочные истории о прошлом, которого не было. Яркий пример – лента Хотиненко «1612». (Заметьте, что название, которое призвано подчеркнуть патриотическую идею, отсылает нас не к русскому, а к польскому летоисчислению; русские в те времена считали от сотворения мира). Либо на фантастику: «Ночной дозор», «Обитаемый остров». Заверчиваются яркие шлейфы, чтобы мы отвлеклись от сегодняшних дел.
Голос из зала. Юлия Новикова (факультет социологии ГУ-ВШЭ). В начале дискуссии Николай сказал, что национальная идея – это скорее недостаток, нежели достоинство. То есть понятие национальной идеи, сформулированной даже в культурных терминах, неактуально? А на чем тогда может быть основано строительство нации? На бытовой культуре, на культуре роскоши? Или вообще оно не имеет смысла?
Николай Усков. Я считаю нацию анахронизмом. Национальные государства возникли сравнительно недавно и рано или поздно исчезнут. Что не так уже и плохо. Потому что национальное государство – достаточно странное образование, по неясному принципу. Мы граждане такого-то государства, потому, что здесь родились. И доверяем ему управлять нашими жизнями, благополучием, культурным обиходом. В Средние века существовал приход, феодал, люди взаимодействовали в рамках небольших общин. Потом над этим возникла надстройка, которая стала себя превозносить, превращаться в короля-солнце, объявлять себя целью жизни отдельного человека, ради нее надо было почему-то умирать. С моей точки зрения, все это полный вздор, и чем скорее идея большого государства сдохнет, тем для нас всех будет лучше, тем скорее мы заживем в своем маленьком пространстве, в котором мы родились и в котором проходит наша основная жизнь. Современная культура для меня – в том числе некий способ преодолеть национальную ограниченность. Я определяю свою национальную принадлежность через русскую культуру, а не через российский паспорт. Я русский, потому что я говорю по-русски, и я обожаю эту страну, эту землю и ее писателей. Для меня это все родное. Это мой дом. Но все, что дальше, все это самодержавие, православие, доходность – нелепо. Верить в государство и умирать с именем вождя на устах я не собираюсь и вам не советую.
Александр Архангельский.Что касается национальных государств в нашем смысле слова, то они были детищем эпохи романтизма. Но в историческом смысле нация – объединение людей, осознанно желающих жить на одной территории и участвовать в общей истории. Этническая принадлежность тут вторична, первична – гражданская общность. Против чего тут выступать? Создание гражданской нации – дело важное, полезное и современное. В отличие от национальных идей. Вот они как раз – анахронизм. Их придумывают начальники, спускают сверху, навязывают, вдалбливают, и точно знают, для чего. Для мобилизации. Как только власть заговорила про национальную идею, жди войны.
Нам как единой гражданской нации нужна не идея, сформулированная начальством и навязанная через школу, пропаганду и культуру, а чувство единой исторической судьбы и минимальный набор общепринятых ценностей. Что для нас главное, жизнь отдельного человека или жизнь государственной общности? Мы коллективисты или индивидуалисты? Азиаты или европейцы? Какой доли хотим для своих детей? Если у большинства граждан есть общие ценности, которые важнее, чем экономические разногласия и политические ориентации, именно они удержат нас в пределах общей территории, в рамках одного государства. Не под дулом автомата, а потому что мы хотим быть вместе. Мы. Сами. Не они нас объединили, а мы хотим быть вместе.
Ирина Ясина (вовремя, на верной ноте гася дискуссию). Поэтому-то наши встречи и важнее, чем политика.
Вместо послесловия
Архангельский: Зачем нужна культура
Вместо послесловия Александр Архангельский: Зачем нужна культура Рано или поздно наступает момент, когда ведущий, заранее готовый спрятаться за спинами своих гостей, растворить свою позицию в их диалогах с залом, должен выйти из добровольной тени, и прямо объясниться с публикой – он-то сам что думает? чего ради затеял многосерийное действо, интеллектуальный сериал, литературное ток-шоу о культуре, которая важнее, чем политика? Приоткрывшись
Давно уже кончилось время, когда литератор старался запрограммировать аудиторию своими взглядами (разумеется, единственно верными). Слава Богу, исчерпала себя и другая эпоха, причем совсем недавно: когда любая позиция считалась равнозначимой, что сказали, то и хорошо, «и ты права, женщина». Наступает период, когда любое публичное высказывание будет нацелено на пробуждение встречной мысли; вкус к идейному самоопределению – одно из ключевых условий современного развития страны и мира. Из этого не следует, что мы не имеем права убеждать собеседников, привлекать их на свою сторону; из этого следует только, что чувство ценностного взаимоупора становится важнее, чем твоя собственная правота. И уж точно, что важнее, чем политика.
Александр Архангельский/ сам себя ведущий.
Весной 2002 года в газету «Известия» пришел тогдашний президент Российской Федерации. Каждый мог спросить его, о чем хотел. Я полюбопытствовал: а почему в России только что повышен НДС на книги? Маленьким издательствам при нем не выжить. Между тем именно они: а) экспериментируют, б) вводят новые имена в оборот. После чего перспективных авторов подхватывают крупные издатели; так по цепочке писатели входят в литературную жизнь. Президент посмотрел непонимающе и с полным равнодушием сказал: «Если мы не повысим НДС, книжный рынок используют бандиты».
По существу, он дал честный ответ на вопрос, зачем ему нужна культура.
– Низачем.
Примерно так относится к культуре современное российское начальство на всех уровнях, за редкими исключениями. Как к священному животному: и хочется отправить на заклание, и страшно. Вроде бы всегда была. Ладно, пусть и остается – как орнамент, фоновое сопровождение. В музеях собрано красивое. В книжках написано важное. В университетах учат умное. Вот и славно. Хотя слегка дороговато и порой небезопасно для ближайших интересов бизнеса. Пример – строительство 400-метрового Охта-Центра в Петербурге. Все было согласовано, высотный регламент отменен, денежные потоки заранее распределены, и тут культурная общественность восстала; стройка заморожена, а может статься, будет отменена [15] . Священное животное заговорило. К счастью для начальников, такое бывает нечасто.
15
Что и случилось спустя некоторое время после этой лекции, в декабре 2010-го.
Другой пример, зеркально противоположный.
Сын классика чувашской литературы Хузангая, Атнер Петрович Хузангай, хороший, внятный и разумный литератор, на вопрос о том, «зачем нужна культура», ответил с явным раздражением: «Только для того, чтобы говорить о смысле жизни. И никакой прагматики». И весьма сердито замолчал.
Два полюса, две несовместимые позиции.
– Низачем; ступайте на обочину.
– Подите прочь; какое дело поэту мирному до вас…
Мы уверены, что так было везде и всегда: политики и бизнес не нуждаются в культуре; художники с презрением отвергают саму возможность рассуждать о ней во внешних, приземленных терминах. Но нет, не везде, не всегда; при полноценной демократии и беспримесном тоталитаризме все знают, для чего нужна культура.
Гитлеру и Сталину она давала безупречную возможность эффективно, долгосрочно и не слишком дорого подтверждать их право на безграничье власти. Создавала картину мира, отцентрованную образом вождя; связывала его с тысячелетней традицией, превращала самозванцев в государей, создавала большой стиль. В благодарность получала невероятное расширение аудитории; при полной связанности идеологией беспрепятственно распространялась вширь, доходя до самых отдаленных уголков страны, самых отсталых слоев населения. Не случайно сталинская архитектура так похожа на нацистскую, а нацистская перекликается с фашистской; недаром полотна хороших советских художников вроде Дейнеки или Юона рифмуются с лучшими работами живописцев Третьего рейха. Их объединяет общий пафос, чувство принадлежности к великой власти. Культ ясного неба, молодого тела, чистых отношений; юность смотрит на старость, а старость ею управляет… Ужасно быть орудием безбожной власти? Разумеется, ужасно. Но мы сейчас говорим о другом.