Важное время
Шрифт:
— И куда ж они делись?
— А порешили их. А кто — не ведаю. Как все было: затарились они. Мехами, как сейчас помню. Тюки за плечами здоровенные, как копна, но легкие, сам понимаешь. Спустились, пошли тропой. Как обычно. А выбрался только один. Кишки свои в руках нес, до моей двери дополз. Успел сказать, что тени дружков его уволокли, а он отбился. Хвалился, что кого-то из теней смог достать. Так с кишками в руках и помер.
— Дальше, — велел Остах.
— А что дальше? — отхлебнул из чаши Заяц. —
— А ты что?
— А я что? Что я? — рассердился Заяц. — Я ж тебе талдычу, Рыбак. Только война прошла. Из наших, почитай никого нет. Хриплого завалили, Кривого порезали. Любимчик этот, сучий потрох, свои порядки наводит… — Заяц махнул рукой.
— Понял я, понял, — сдал назад Остах. — Ты не горячись. Скажи — твои вечером придут? Как договаривались?
— Придут-придут, — постучал по столешнице Заяц. — И я сам тоже буду. Ты хороший наниматель, Рыбак. Тебя уважить надо. Мало сейчас таких.
Остах поднялся из-за стола.
— Кстати, — спросил он, останавливаясь у двери. — А с домом Кривого-то что?
— А что с ним? — пожал плечами Заяц. — Стоит заброшенный. Слышал, что какой-то дурень из городского совета под шумок его к рукам прибрал. Кусок хапнул — а прожевать не может.
— До вечера, — бросил Остах, выходя.
Дальше они с братом почти бегом двинулись тесными улочками за наставником. И как он умудряется здесь не плутать? Что за непутевый город! Как тут люди живут? Улица узкая — телеге не проехать, только смотри под ноги, чтоб о крыльцо не споткнутся или не поскользнуться в грязи. А люди навстречу прут и прут, толкаются плечами, дышат в затылок. Как будто весь город разом захотел в одну улицу набиться.
Барат боялся потерять из виду наставника и поэтому шел за ним напролом, отбрасывая плечом встречных горожан. Те что-то кричали в след, но Барат не обращал внимания. Он думал, что Остах ведет их обратно к Имению, но ошибался. Они зашли в харчевню и взяли по глубокой тарелке тушеной капусты в густой подливе. В харчевне все устроено не по-людски: есть нужно стоя, а пузатую миску ставить в углубление глиняной столешницы, нагибаться над ней и сёрбать, как свинья. Приходилось махать ложкой побыстрее, лишь бы поживее убраться. Все не так! Впрочем, капуста была съедобна — с готовкой Пелепа и сравнивать нечего!
Затем вновь втянулись в лабиринты узких улочек. В одном из переулков за ними потянулась ватага босоногих мальчишек, что-то озорно орущих вслед. Но Остах быстро их утихомирил: подошел, негромко что-то сказал, и разочарованные босонята моментом исчезли. А потом как-то незаметно лачуги раздались в стороны, и они увидели большой холм с каменистыми насыпями. На самой верхушке холма высились руины и валялись обломки. В оплывшем каменном крошеве виднелись некогда могучие крепостные стены, башни, ворота.
— Что это, учитель? — спросил Йолташ.
— Старая крепость, — бросил Остах, направляясь вдоль подножия холма вправо. — Про нее всякое рассказывают, но никто толком не знает, кто ее разрушил и когда. Про руины болтают страшноватые небылицы. Не верьте. Мы с Эндиром все опползали в свое время — ничего там нет. Некоторые из слухов даже нарочно распускали, чтобы отвадить отсюда любопытных.
— А что же народ не селится? — не унимался любопытный Йолташ. — Страшилок боится? В городе-то тесно.
— Боятся, — пожал плечами Остах. — Да и сухо здесь: воды отродясь не было. А руины то и дело осыпаются, рушатся — вот и боятся лезть.
За разговорами прошли немного дальше, вдоль подножия холма. А потом наставник остановился и закрутил головой.
— Эк, как тут заросло все, — сказал он и подозвал Барата. — Тропку видишь? — Барат пригляделся и посреди низкорослого колючего кустарника увидел мелькающую тропинку. — Вот и руби, я следом.
Кое-как продравшись, они добрались до дома.
— Хороший домишко! — Барат посмотрел на крепкие невысокие стены, массивную каменную ограду, черепичную кровлю. — И крыша цела.
Барат хотел заскочить в покинутое жилище, но Йолташ погнал дальше. Дом совсем не заинтересовал учителя. Он прошел мимо выбитой и превратившейся в труху входной двери и свернул за угол. Братья заторопились следом. Остах стоял посреди пустынного дворика и смотрел на кучу булдыганов. Груда оказалась немаленькой, возвышаясь выше учителя. Остах пнул камень и зло сплюнул на землю.
— Отсюда, из колодца, мы вчера должны были выйти из-под земли, — наставник поднял один из булыжников и швырнул с размаха в ограду. — Идем. Чего глаза пучить попусту. Нас ждут дела поважнее.
Важные дела пахли рыбой. Да не просто пахли — воняли так, что дух вышибало! Барат с братом прятался за кучей отбросов и щурил слезящиеся глаза. Он замотал лицо тряпицей, дышал ртом, но слезы все равно текли. Йолташ выглядел не лучше. «Не зря все-таки Мать Предков так долго берегла своих детей от этой заразы», — подумал Барат, брезгливо откинув рыбью голову, валяющуюся неподалеку.
— А ну, тихо там, — прошипел наставник сбоку.
Он с Зайцем расположился чуть поодаль, усевшись на корточках. Рыбная вонь им не докучала. Барат вдруг вспомнил о том, как учителя за спиной с издевкой звали рыбоедом. Пару раз он крепко подрался из-за этого. А следом пришло воспоминание о Суде Хранителей на заповедном лугу, и о том, что Остах теперь изгнанник и не может вернуться в горы. Барат отогнал дурные, неправильные перед боем мысли, и всмотрелся в дощатую дверь кособокой лачуги.