ВЦ 3
Шрифт:
Игнатов замолчал. Потеребил воротник кителя. Жал, что ли. Отвык.
— А по материалам, инструментам, питание опять. Удобства.
— Вот, я и говорю, что ты парень больно умный для своих шестнадцати лет. Не дураки и мы, решаем вопрос. Промбанк ссуду даст. И кое-кто из тех, кому мебель в первую очередь делать будем, — полковник глянул косо на Аполлонова, — предоплату согласны сделать. Так, что деньги есть и всё завертелось. Тебя Володя, мы берём в штат артели, будешь, как ты и сказал — конструктором. Только твои эскизы и рабочие чертежи, это две разные разности. Потому мы девчушку одну, чертёжницу ещё
— От меня только рисунки? — круто всё развернулось. Да, к тому же столько инвалидов к делу приставили. Уже можно сказать, что попадание молнии в черепушку пацану отработал. Сирот вот опять пристроили. Ну, мебели он всякой повидал. Стоп. — А резчики по дереву будут?
— От тебя рисунки и роспись в ведомости на зарплату. Двести рублей тебе пока положим. Ежели развернёмся, то, понятно, и зарплаты подымятся. А по резчикам, это ты правильно спросил. Ищем настоящих. Так-то помаленьку все столяры, что мы нашли, умеют, но мастера надо. Ищем.
Полковник посидел, на Вовку пристально смотря. Потом решился.
— Бегает у нас во дворе пацан шестнадцатилетний. Сосед мой. В футбол гоняет, папиросы у отца тырит. Песни тоже, как и ты на гитаре бренчит. И вот смотрю я на тебя и на него смотрю. Объясни мне дебилу, хоть ты и сам в психушке лежишь, почему он просто пацан в свои шестнадцать лет, а ты вот такой? Был я у Аркадия Николаевича дома. Смотрел кровать, что ты Наташке сделал. Это даже представить себе невозможно. А ещё чемпион СССР, а ещё тренер. И песни пишешь, Аркадий говорит. Объясни?
Да, Штирлиц как никогда был близок к провалу.
— Молния.
— Хорошее объяснение. Только оно ничего не объясняет. Особенно кровать. — Развёл руками и на потолок посмотрел. — Ладно, бывай, псих. Маринка придёт, голову ей не дури. Похромали мы. Дел из-за тебя столько навалилось, что и с тремя ногами не управиться.
— А протез …
— Ты и по протезам мастер? — назад сел.
— Нет, но это же несложно.
— Ссука. Нет, не ты. Рисуй!
Событие тридцать девятое
Глагол «любить» трудно спрягать: прошедшее время — сложное, настоящее время — индикатив, а будущее время — всегда условное.
Две дивчули пришли одновременно, прямо, столкнулись в дверном проёме. Схватили друг друга за волосы и давай в партер загонять, а загнав стали срывать друг с друга одежду, визжать и мордашкою тыкать соперницу в грязь. Быстро остались в одних купальниках. Как только груди из бюстгальтеров не выпрыгивают. Грязь тела и купальники облепила и не видно даже, есть ли они. Стояли на коленях высоко зады отклячив и таскали друг друга за волосы. Одна брюнетка плотненькая невысокая, а вторая блондинка
Две дивчули пришли одновременно, прямо, столкнулись в дверном проёме. Зашли и, бросая друг на друга косоватые взгляды, уселись на стулья около кровати. Вовка точно знал, кто одна из них. Это была боевая подруга — Наташа Аполлонова. Вторая? Как её назвал бывший полковник Игнатов — Марина? Мария? Что-то с памятью стало. Чертёжница.
— Хотите анекдот. Учительница Черчения не попадёт в рай, потому, что она — чертила.
Даже мускул ни один не дрогнул на лицах девушек.
— Вова, ты песню написал? — улыбнулась хищно зеленоглазка.
Нет, она не такая. Ревнует. Выбило её из колеи появление девушки в палате у Вовки. На самом деле добрая и ранимая.
— Знакомьтесь. Это Наташа. Она … моя подруга. А это — Марина?
— Марина Первых, — даже не посмотрела на соперницу.
— А это Марина Первых, она будет работать в артели, которая будет делать мебель. В том числе и такие кровати — шкафы, что я для тебя сделал. Наташ, а ты потом не могла бы пригласить Марину в гости и показать ей шкаф и стол?
— Да, было бы интересно увидеть все эти чудеса, о которых говорил дядя Петя, вживую, — повернулась к Аполлоновой, скучно так.
— Нет, красавицы, так не пойдёт, чего вы как мыши на крупу дуетесь. Стоп. Вот сейчас только подумал. А откуда пошло это выражение, ну «дуется, как мышь на крупу»?
— Не знаю.
— Не знаю.
Почти хором.
— Ну, нет, так точно не пойдёт, Наташ, пойдём в коридор, поговорим. — Встал и пошёл не оглядываясь.
Вышла. Злая.
— Чего происходит-то? Это по работе. Я её вижу в первый раз. Чего ты на неё пыхтишь? Я тебя люблю. Наверное. Когда ты нормальная. Весёлая. Вот такая, — пальцами растянул ей губы в улыбке. Прыснула. Ну, во уже лучше. Поцеловал в носик, — Наташик. Это по работе. Это позволит мне заработать немного денег и даст работу десятку инвалидов. Героям войны поможем нормальную жизнь наладить. Что ты устроила?
— А чего она? — законный вопрос.
— А чего она? Пришла работать. Ей из моих рисунков нужно настоящие чертежи сделать. Вы давайте подружитесь. У тебя, кстати, что по черчению? Четвёрка? — Кивок смущённый. — Вот, она тебе в следующем году поможет по этому предмету пятёрку получить. Тебе ведь нужно золотую медаль?! Как ты будешь в актрисы пробиваться без золотой медали? Так, что иди, мирись, и в гости приглашай. Ей нужно увидеть и шкаф — кровать и складной стол.
— А ты?
— Чего я? Я через неделю выпишусь и тоже в гости приеду, нужно же маму Тоню поблагодарить за обеды. Ну и песню обещаю за неделю написать.
— Я тоже помогала готовить! — носик задрала. И получила в него поцелуй. Обнимашки.
— Кхм, молодые люди, место нашли! — за спинами образовался доктор мозгоправ Михаил Иосифович. Кажется, он даже ни разу фамилию не называл, да и медсёстры и санитары, все его Михаилом Иосифовичем кличут, и никто по фамилии.
— Всё, не будем. Вы же понимаете Михаил Иосифович, это все Окситоцин.
— Что простите, какой токсин?
Штирлиц опять был близок к провалу, как никогда. Значит, учёные ещё не выделили Окситоцин — гормон, который вырабатывается в мозгу, точнее в гипоталамусе, и который отвечает за любовь.