Вcё меняется
Шрифт:
Не выдержав напряжения этого, большую часть дня я со Степанидой в другой комнате за пряжей провела. Но что поделать могу, коль человек сам спасаться не хочет?
Давно стемнело уже. Степанида к соседям за чем-то вышла, а я не заметила, когда и задремала в её комнате на подушках мягких.
– Здесь вы, Варвара Николаевна, Богу слава! – проснулась я от того, что Прокоп меня за плечо тряс, при виде меня он на радостях перекрестился аж.
– Не найти вас тут боялся!
– ? случилось-то чего?
– даже в тусклом свете лампы по его
– Вот, в доме Степана на столе оставлено было, – он протянул мне какую-то скомканную бумажонку. – По слогам, Варвара Николаевна, лишь читаю я, да понятно мне всё же стало, что не могли вы письма такого от себя написать…
– Что это?
– Взяла я мятый листик из его рук.
– Степана Григорьевича ночью на теплый сеновал прийти прошу… – в полутьмах глаза щуря, прочитала вслух и с ужасом. – Моим именем подписано! Только не писала я этого!
– Так кто же тогда? – озадачился Прокоп.
– Глафира! – озарило меня почти сразу же.
– А прочитал Степан записку эту? – с забравшимся в сердце липким страхом, я у Прокопа спросила.
– Прочитана им сия записка была…
– Чертовка Глафира! – сжала я кулачки.
– Скoлько меня уже подcтавлять-то можно! Каялась ведь накануне только подлостей не совершать!
В гoрницу выскочив и шагнув к её кровати, я одеяло и какой-то тюфяк на пол скинула. Пусто под ним!
– Ушла она уже к нему туда,так понимаю, - Прокоп проговорил.
– Идём скорее! – свою тёплую одёжку на себя кое-как накинув и за горячую лампу взявшись, я к дверям шагнула смело.
Под собачий вой и лай мы пешком чуть ли не через всю станицу протопали. Вот и дом Степанов. В незапертую калитку первой пройдя, я Прокопа с лампой во дворе оставила.
Пытаясь дверцей не скрипнуть, на сеновал пробралась тихонечко. Темно тут до слепоты, на грабли бы да вилы не наткнуться ненароком. Вот и лестницу наверх нащупала. Поднялась по перекладинам тихо-тихо. Остановилась, когда где-то рядышком шорохи услышала.
– Ах…ах…ах! – раздавались томные вздохи девичьи, под стоны и скрипы такие частые, с удовольствием вновь и вновь повторяемые, а следом вздох сладострастный долгий, возбуждённый шёпот неразборчивый и звонких поцелуев звук.
«Вот шалава!» – кулачком темноту пробив, я со злостью про себя выругалась.
Не решившись им мешать, пусть и на взводе вся, я также тихонько во двор к Прокопу воротилась.
– Тут подождём давай! – с гневом сказала.
Не тепло совсем во дворе ждать-то оказалось. Потому через полчаса ожидания где-то, согреваясь,танцуя будто, я с носка на пятку принялась переступать. Минут пятнадцать ещё прошло. Не успокоилась, но внутренне остыла уже немножечко. Не хотела этого, но лoктем поленницу случайно задела,и посыпались те поленья с грохотом.
– Кто здесь?! – Где-то спустя минуту, явно в сапогах на босу ногу, в кальсонах одних, Степан с вилами вышел.
– Варвара Николаевна… – меня во всей красе озарённую фонарём узрел, перекрестился и как от призрака в тёмную глубину сеновала попятился.
– Да не привиделось тебе! – рассмеялась я нервно.
– А там тогда кто со мной?
– прoбормотал не без удивления.
– Так Глафира, поди, – немножечко издевательским тоном я бросила.
– Да, я! – Босая, распущенными волосами прикрывшись, в одной кружевной нижней юбке она показалась.
– Потому что вас он, Варвара Николаева, а не меня любит! Так дали бы хоть перед каторгой моей, на миг один, насладиться вашим счастьем мне!
– Ну, пожалуй, не один миг тут был, я почти битый час мёрзла и с ноги на ногу прыгала! – с вдруг нахлынувшей яростью высказалась. – Просто хватит всем подставлять меня уже!
– Не понял я, о какой каторге идёт речь?
– спросил Степан. Отставил вилы в сторону и поочерёдно оглядел всех нас хмуро.
– Так прибудет её барин с полицией завтра к вечеру, чтoб домой увезти её, а меня вот заарестовать просто! – Глафира разрыдалась искренне.
– Так я хотела хоть перед тем счастье с любимым ощутить…
– Не будет никакой каторги! – постояв растерянно, Степан к себе её вдруг прижал порывисто, по волосам принялся гладить нежно.
И всхлипнув, она крепче к нему прильнула.
– Утром в церковь тебя сведу, и обвенчаемся у отца Иннокентия мы там, – продолжал он с убедительностью.
– И никто не заберёт уже жену мою!
– Правильно оно и по-божески так будет, - на меня Прокоп глаза скосил.
– И я тоже за всецело! – успокоившись как-то, своё согласие высказала. – Только вы уж, Степан Григоpьевич, на предрассудки наплюйте все и у себя невесту свою уж ради её безопасности на ночь оставьте.
– И действительно, так лучше будет, – поднявши Глафиру на руки, Степан к дому понёс,и я с завистливым вздохом губки поджала: «Когда уж понесут так и меня на брачное ложе-то!»
– Как хочешь, но сегодня тебе у Степаниды ночевать придётся, - глянула я с усмешкой на Прокопа.
– Как и до её дома меня
довести…
– Да переночую уже где-то в сараюшке…
– Не переживай, найдём мы со Степанидой пустующую комнатку тебе… – так разговаривая, мы с Прокопом назад пошли. Он Степаниденой лампой светил. Скрипел снежок под подошвами.
– Ой, и куды ж запропастились-то вы?
– второпях одетая, от дома Степанида навстречу нам вышла. На Прокопа взгляд настороженный бросила.
– От барина моего, ?омы Фомича, он с письмом прискакал, – стала разъяснять я. – Прокопом его зовут.
– Всецело охранять барышню послан, - уточнил он.
– Он у Степана остановиться собирался, да только не получится сейчас ему туда, - добавила я, почему-то краснея. – Мoжет, найдётся ему, где до утра у тебя перекантоваться?
– На ночь не пущу мужика в дом! – заявила Степанида безапелляционно.
– В баньке вон поспит пускай, чуток протоплено там нынче, не замёрзнет до утра уже!