Вчера
Шрифт:
И — всё? И — всё…
Но вот у Сеньки — другое дело. Десятки городов ему знакомы не понаслышке, живал и на белом, и на сером, и на чёрном хлебушке… И она уже жалеет его, романтичного неудачника. Однако что это, Сенька так увлёкся, что можно поверить, будто даже невзгоды ему милы. Оказывается, нескладухи разнообразят существование. А чего стоит прелесть перемены городов и работ, сладкая горечь множества разлук. Значит, любил?! Любил. Из–за неё, очкарички с мехмата, и из университета вылетел. Закрепляли как–то после стипендии любовь вином и танцами, а комендант общаги, ханжа и
— Разврата не потерплю!.. — заорал комендант. И добился–таки «показательного дела».
Ну, конечно, вскоре Сенька и Нина поженились. Пробный студенческий брак.
А вот когда Сенька вернулся из армии, многое переменилось.
Нина приехала в Запорожье, но жизнь на 14-ти квадратах с мамой и парализованной бабушкой в придачу не сложилась, и молодая жена умотала в Ленинград. Где она сейчас и что с ней — Сенька не знает…
— И что же ты, живешь один как волк? — жалеет–подкалывает его Ирина. Но он безмятежен и весел. Ложь льётся привычно, легко и почти красиво:
— Знакомлюсь вот с такими, как ты, хорошенькими кисами. Пишу стихи. Пропадаю летом в каждую свободную минуту на Днепре — работаю ведь через два дня на третий. Извожу цеховое начальство. Короче, если бы еще нашелся партнер поиграть в гольф, то чувствовал бы себя, как американский президент.
Но нечто более глубокое угадывается за его независимой улыбкой, и Ирине хочется уловить, разгадать это нечто.
— Особенно люблю за девушками ухаживать, но, знаешь, всё не везёт. Вот с тобой, правда, легко, и будь я на пару недель моложе, весело бы с тобой проводил время…
Ирина краснеет, но, собравшись с силёнками, говорит как опытная женщина:
— Или если б я была старуха, как ты, да? Признайся!
Сенька опрокидывается на спину и лежит у Иринкиных ног, глядя в синюю бездну над головой.
— Мне хочется покормить тебя, — придумывает Ирина. — Ты, наверное, не захватил ничего, да? На, возьми вот помидоры, а ещё бутерброд с сыром. Нравится?..
Сенька залюбовался изяществом протянутой девичьей руки и увидел на плече свежий шрам и ещё один, поменьше, ближе к кисти.
— И в каких боях девочка заработала знаки боевой доблести? — Поинтересовался Семён.
— Да так, с месяц тому чёрт меня дёрнул с подружкой на танцы сходить, а там нас чуть было не убили…
У Сеньки дрогнуло сердце.
— И где же это вы искали на свои головы приключения?
— Да в так называемом парке за Дворцом Строителей, куда же ещё по дешёвке можно сходить?
— Не может быть! — сжал свои виски руками Сенька. — Так это вас я из проблем выручал?
— Ну и ну! А я смотрю и всё мне кажется, что мы где–то виделись!.. Наш добрый ангел! Не верю! Это мираж!.. Ты же нас от верной смерти спас!..
Незаметно подкрадывается вечер. Солнце почти село за хортицкие вербы на противоположном берегу Днепра и жара спала. Сенька сегодня на выходном, идти ему на работу послезавтра в ночь, и он рад побыть с Ириной. Но ведь никто не знал заранее, что они встретятся, и Ирине, хотя ей тоже не хочется уходить, приходится разочаровать Сеньку.
— Мне уже пора, — поднимаясь, коротко объяснилась она.
— Ну вот, ещё одна встреча и ещё одно расставание, — мрачно заметил Сенька, — не правда ли, моя теория невероятно точна, хоть сегодня в научный журнал?
— А врешь ведь ты всё, — развеселилась Ирина, — не так уж трудно доказать, что ты глупости городишь.
И добавила как нечто само собой разумеющееся: — Я завтра к тёте в Никополь еду и буду гостить у них до первого сентября. Отказаться неловко, я ей давно обещала проведать, а потом начну работать, когда еще появится свободное время. Ну а после первого давай увидимся. Хочешь?..
Сенька посчитал в уме выходные и рабочие дни.
— Первого числа я с восьми работаю и можем увидеться только вечером. Например, на площади Свободы, у обелиска, часов так в десять. Это будет вторник.
— Какой же ты хитрющий, Сенька, — засмеялась уже одевшаяся тем временем Ирина. — После недавних напастей мама меня уже не пустит после десяти, я же ещё незамужний ребенок. Так что, если хочешь, то я в восемь приду…
Сенька тоже стал проворно одеваться, чтобы проводить Ирину хотя бы до троллейбуса.
Ирина терпеливо стояла около Сеньки, и радостное лицо её тепло освещало заходящее за Хортицу солнце. Тени от них простирались далеко, почти до дальних кустов, а со стороны реки, с мостика землечерпалки, кто–то насмешливо кричал в мегафон:
— Эй, вы, на берегу! Мать вашу! Чмокаться в зоне расчистки запрещено!
Но это была натуральная провокация, и она только рассмешила ребят, ведь до землечерпалки было не менее ста метров, и весь пляж по целым дням спокойно плавал и нырял на виду у бравых моряков–дворников…
Под вечер погода начала ломаться. Потяжелевшие облака придавили город к земле, посыпался мелкий дождичек, можно сказать, даже не дождь, а так себе, мжичка, затем разыгрался холодный, уже вполне осенний ветерок, и сумерки сгустились раньше обычного, отчего Сербе пришлось довольно долго разыскивать особнячок на Садовой, старательно восстанавливая в памяти отрывочные приметы. Сторожевые собаки со всего квартала сплочённо провожали его вдоль улицы, отслеживая каждый его шаг и зверски гремя цепями. Поколебавшись у калитки, вполне похожей на ту, за которой исчезла вчера Ирина, он беспечно отвернул закрутку, помня, что боевого пса в Иринином дворе вчера вроде бы не было слышно. Пройдя по дорожке, вымощенной кирпичом и обсаженной бледными в потоках света из трёх низко поставленных окон астрами и отводя те из них, что били его по ногам, он, шагнув в темноту неосвещённого крылечка, увитого царапучим и мокрым от довольно промозглого ветра хмелем, постучал.
— Кто там? — спросил хрипловатый женский голос. Голос удовлетворился заверением, что за дверью свои, и звякнул крючком.
— Мне кажется, я не ошибся. Здесь живёт Ирина? Не могу ли я…
— Можете, отчего же… — ответила низенькая женщина с проседью на висках, — Иришка! Накинь халат, к тебе!..
— Сеня! Я — мигом! — Донеслось из соседней комнаты, дверь куда была приоткрыта. Серба внимательно посмотрел на женщину, догадываясь, что перед ним мать Ирины. Хозяйка улыбнулась Сербе доверчиво и тепло. Получилось у него ощущение, что знает он Надежду Павловну давным–давно. Надежда Павловна взяла озябшего Сеньку за руку, велела снять туфли и пиджак и накинула на плечи ему тяжёлую мужскую шерстяную кофту и подала войлочные шлёпанцы.