Вчерашняя быль
Шрифт:
Свирбеев широко улыбнулся, раздвинул рот до ушей и сказал:
– - Счастье, как мельхиор, мелькнет -- и нет!
– - Метеор, дурья твоя голова, -- поправил его Виноградов.
– - А какие новости?
– - спросил Кротов.
– - А никаких!
– - ответил Виноградов, вставая и потягиваясь, -- из уголовных, политиков ни одного. Ну, их к Богу! У нас теперь всего два карася, и то замучился с ними. Сам ночью два раза прибегал да два раза телефонировал. Ну, куда они к дьяволу убегут?
– - Ну, скоро избавят вас, -- сказал Свирбеев.
– - Это еще вопрос. Дадут каторгу, тогда с ними понянчишься, пока дальше не отправишь... Да-с, так и не спал, как грецкий орех!
– - А возможно, что каторга, -- спросил Кротов, -- вставая и собираясь идти.
– - Просто, как фунт изюма! Дело знаете?
– - Подробности, нет.
– - Василь Васильча ухлопали. Помните?
– - Ну, как же!
– - Двух рабочих забрали, они на барина указывали. Ну-с, барин этот наш Макаров и есть. Будто он им револьвер дал и советовал, и все такое...
Кротов кивнул. Виноградов закурил, пустил дым через нос и продолжал:
– - Ну-с, а у вдовы Пичулиной девица Холина поселилась. Оказывается, в одно время с Макаровым к нам приехала, в одно время уехала, да и арестована с ним вместе. Но штука не в том, а в том, что она, уехавши, две бомбы забыла. Поняли? Вот где апельсины зреют!
– - В чем же обвиняют ее?
– - Соучастие и бомбы! Сегодня эта Пичулина признала ее.
Кротов с облегчением вздохнул.
– - Ну, за это вешать не станут...
– - Вешать за шею будут, -- сказал Виноградов.
Свирбеев расхохотался до кашля, а Кротов только укоризненно качнул головою и пошел в госпиталь. Ему вдруг стало легче при мысли, что эта девушка не обречена на казнь. Он даже без обычного отвращения встретился в больнице со своим коллегой; Честовским, шутил с больными, принял амбулаторных и отправился по визитам, а к шести часам подъезжал к дому, и, смотря на ряд освещенных окон, которые словно приветствовали его, обещая покой и ласку, почувствовал себя совсем счастливым.
Он позвонил, вошел и уже в сенях услышал громкий смех Сурова.
– - Наконец, ты вернулся!
– - воскликнула Маня, выбегая к нему в переднюю, -- мы совсем голодные!
– - и, поцеловав его, закричала: -- будем обедать!
Кротов дружески улыбнулся Сурову, прошел в спальную, переоделся и, когда снова вошел в столовую, на столе уже стояла миска, а Суров наливал в рюмки водку.
Кротов сел, чокнулся и с удовольствием выпил.
– - Ну, какие у вас тюремные новости?
– - спросил Суров.
– - У нас? Какие же?
– - Кротов пожал плечами: -- цинги нет, тифа нет и слава Богу!
– - Вот, значит, ты главного и не знаешь, -- сказал Петя, а сегодня даже в "Листке" напечатано. К вам привезли Макарова и Холину, причастных к убийству полицмейстера, и на той неделе военным судом судить будут!
Кротов смутился и, принимая из рук Сурова тарелку супа, сказал:
– - А, это! Да привезли...
– - Ты видел их?
– - быстро спросила Маня.
– - Его нет, ее видел, -- ответил Кротов.
– - Больна? В госпитале?
– - опуская ложку, спросил Суров.
– - Нет! С дороги устала. Нервы. На бессонницу жаловалась. А так молодцом...
Суров глубоко перевел дыхание.
– - Какая она?
– - спросила Маня, -- блондинка, брюнетка? Молодая? Красивая?
Кротов описал, как умел, ее внешность и тихая грусть послышалась в его голосе. Невольно представилась ему тесная камера с холодными голыми стенами и в ней одинокая девушка, зябко кутающаяся в платок, сиротливо сидящая на табуретке перед убогим столом...
У Мани задрожал голос:
– - И неужели, папа, ее повесят?
Кротов даже махнул рукой.
– - Кто сказал? Чушь! Она даже мало замешана...
– - и он передал дело, как слышал от Виноградова.
– - Разве они разбирают?
– - сказал Суров.
– - Они машина, автоматическая машина для выполнения казни через повешение...
– - Ну, не скажи, -- ответил Кротов, -- с фактами считаться надо, соблюсти хоть формальную сторону. Бомбы, да, теперь это не шутка, но за них не казнят...
– - А что, этот господин здесь любим был?
– - спросил Суров, меняя разговор, -- полицеймейстер этот?
– - Он?!
– - пылко воскликнул Петя, -- первый негодяй!
– - У этого Семенова на жалованьи состоял. Как он укрощал тогда рабочих, ужас!
– - морщась, сказала Маня, -- помнишь, мамочка, Чеканова?
– - Да, -- передернув плечами, подтвердила жена Кротова, -- не в меру старался. Слушать рассказы, так мороз по коже...
Суров вздохнул и повел рукою по лицу.
– - Да, в такие моменты вспоминается закон старика Моисея: око за око, кровь за кровь, зуб за зуб... Никому не сладко...
Обед окончился и все встали из-за стола.
– - Ты, пожалуйста, не стесняйся, -- сказал Суров, входя с Кротовым в его кабинет, -- привык спать на диване и спи, а у меня и этой барской привычки нет, и дело имею.
Кротов лег на диван, на который была уже положена подушка с плодом, а Суров сел за стол и вынул записную книжку.
– - Я тебе не помешаю?
– - Пожалуйста!
– - Да, еще, -- сказал Суров, -- ты для вида все-таки поищи мне места. Если нужно будет, я и прошение подам, а то мне здесь, быть может, и с месяц прожить придется. Ты позволишь?