Вдали

Глава 1

Я тяжело вздохнула. Либо бронхиальная астма давала о себе знать в условиях холодного, продуваемого помещения, либо так ознаменовалось начало не менее трудного дня. Облачко пара изо рта повисло передо мной на пару секунд и медленно рассеялось в холоде окружавшей меня темноты.

Нужно найти способ обогреть убежище. Еще не отошедшие от тяжелого, беспокойного сна глаза с трудом различали предметы в комнате, и я безуспешно щурилась в поисках чего-нибудь полезного. Вчера я едва передвигала ноги, силы, как и температура моего тела, стремились к нулю, и под покровом ночи я сразу плюхнулась на кровать, не обременив себя ни попыткой разжечь огонь, ни обезопасить его от возможных вторжений.

Ледяной ветер, с протяжным воем задувавший в трещины деревянных

– Раз, два, три, четыре… – зашептала я, откладывая каждую отсчитанную спичку в противоположный конец коробка, то и дело перепроверяя расчеты. Когда их количество достигло двенадцати, я снова принялась водить пальцами по каждой из них, пока окончательно не удостоверилась в количестве. Я закрыла коробок и надежно спрятала его в карман, запихнув поглубже. Молния до последнего не хотела поддаваться, но обещания разобрать ее на маленькие кусочки и отправить в мусорку сработали: с противным скрежетом застежка встала на свое место.

Как иронично: в прошлом – совершенно непримечательная бытовая вещь теперь стала необходимостью номер один для выживания. Я вспомнила про нож в рюкзаке. Ладно, номер два.

Допустим, какое-никакое средство для разжигания огня у меня есть, а вот с остальным дела обстояли хуже, не буду же я разводить костер посреди нашего нового убежища. Хотя… В абсурдных, безвыходных ситуациях спасти нас могут лишь не менее безумные способы их решения.

Слабые лучи утреннего солнца, совсем не греющие, но хотя бы дарующие крупицы света, медленно скользили по окружающему пространству. Шкаф с покосившимися полками, паутина, приобретшая серый оттенок из-за попавшей в нее грязи на потолке и стенах – я передернулась, осознавая, что рано или поздно мне придется встретиться с ее обитателями, плита – оставалось лишь надеяться, что рабочая, холодильник, покрытый плесенью от старости. Я, словно пес на охоте, втянула носом воздух. Отсыревший, влажный, он вызывал тошноту, и я пообещала себе сделать уборку, как только разберусь с насущными проблемами, количество которых, к сожалению, давно перевалило за метку нормального.

Бинго! Небольшая, черного цвета печка скромно покоилась в углу, правда, не подавая особых надежд… Впрочем, как и абсолютно всё остальное, что присутствовало сейчас в моей жизни.

– Верно, Эд? – усмехнулась я, бросив взгляд на брата.

Еле подергивающееся, издающее хрипы, которые до смерти напугали бы любого, но не меня – у человека есть полезнейшее умение привыкать абсолютно ко всему – тело было зафиксировано на стуле с помощью бурых ремней, потрескавшихся от постоянной смены температуры и прочих внешних факторов. По ним даже можно было прочитать наш маршрут – вырванные из привычной среды домашнего окружения, они прошли через жаркое изнуряющее лето, дождливую осень, а теперь продолжали свое путешествие по дремучим зимним лесам. Я задумчиво постучала ногтем по ремням. Им нужна замена: вряд ли сейчас делают достаточно прочный материал, чтобы пережить подобное без ощутимого вреда качеству, а мне вовсе не хочется проснуться от звука клацанья зубов изголодавшегося зомби в миллиметре от моего лица.

Эд издал негромкий рык, дернувшись вперед, и я вздрогнула, быстро выплыв из омута мыслей.

– Да знаю я, знаю! Я уже отправляюсь за твоим завтраком, заодно разведаю обстановку поблизости. Тебе мозги кроличьи или птичьи? – кажется, говорить с ожившим мертвецом вошло у меня в привычку. Либо это единственное, что держит меня в своем разуме, либо это звоночек об обратном.

– А пока, зай, ты только не сердись, но мы примем обычные меры предосторожности. Я пока не знаю здешнюю обстановку – вдруг поблизости волки, а ты своими хрипами и рыками их привлечёшь? – с этими словами я достала из валяющегося неподалеку рюкзака самодельный тряпочный кляп и ловко заткнула рот раскапризничавшемуся брату. Тот издал грустный стон и как-то даже поник, опустив голову.

Я затянула фиксирующие ремни потуже; затем перепроверила их на прочность, быстро, но от этого не менее старательно. Внимательно осмотрела стул на наличие поломок и любых других погрешностей, которые могут позволить братцу сбежать. Удовлетворившись результатом, я подхватила рюкзак и забросила его на плечи, немного поелозив, чтобы тот улегся как можно удобнее. И затем, упрямо мотнув головой, снова сняла его: расставаться со всеми своими пожитками ужасно не хотелось, но выложить некоторые вещи являлось наиболее оптимальным вариантом. Мне совершенно незачем перенапрягать и так уставшие плечи и спину, которые не восстановились даже после длительного сна, да и отпечатки врезавшихся в кожу ремешков и деталей доставляли дискомфорт. И потом, упускать добычу, даже самую мелкую, из-за уже набитого доверху рюкзака – крайне досадно.

Опустившись коленями на пол, я проигнорировала холод, пронзающий мои ноги через потрепанную ткань штанин – помимо прочего, стоит заняться починкой одежды – и стала выкладывать одну вещь за другой. Они образовали небольшую горку рядом с санями, небрежно оставленными мною посреди убежища, еще ночью бегло оценив критическое состояние которого, я сделала вывод, что дорожка из снега прогнившему полу уже никак не повредит. И как мне привести это место хоть в какое-то подобие порядка?

А ведь Эд был тем ещё мастером на все руки… Его помощь была бы очень кстати. Да что помощь – я просто безнадежно сильно скучаю по своему брату, и никакому морозу, голоду, и ужасным в своих поступках людям не удастся заставить меня забыть о любви к нему. Я прикрыла глаза, с чувством теплившейся в моем сердце надежды, отдаваясь воспоминаниям.

– Ну нет же, ты его так сломаешь! – сильные, загрубевшие от привычки брата проводить всё свое свободное время в мастерской руки лишили меня самодельного арбалета, в тетиву которого я так старательно пыталась вложить стрелу. Несмотря на строгий тон, Эдвард оставался аккуратен, забирая у меня оружие, и еле заметные морщинки возле его глаз разбегались, выдавая усердие сдержаться от улыбки.

Я вздохнула, и прядка каштановых волос, до этого заправленная за ухо, всколыхнулась от моего дыхания.

– Ну вперед, мистер Я-Умею-Всё-На-Свете, – я как можно более безразлично взмахнула рукой, мол, не очень-то и хотелось, и отошла в сторону.

Задрав голову, я залюбовалась летним небом. Ветер неспешно гонял из стороны в сторону редкие облака. Я расставила руки, словно пытаясь объять всю природу вокруг, и медленно закружилась на месте. Рядом находился лес, и где-то среди густых деревьев насыщенного зелёного цвета, какой приобретают листья только в самом разгаре лета, раздавалась трель соловья и чириканье словно подпевавших ему птиц. Я прислушалась к затейливым мелодиям, игнорируя звуки выпускаемых братом стрел, которые то и дело сопровождались заносчивыми победными выкриками. Да-да, мы поняли, ты хорош.

Пернатые обитатели леса будто соревновались друг с другом: вот приостановится напыженный соловей с выпяченной грудью, чтобы перевести дыхание и вновь затянуть свою песню, как остальные тотчас заводят мелодию и того пуще, и наперебой голосят о чём-то своём, птичьем.

Природа заняла все мои мысли и чувства, от ощущения свободы, окатившей меня, словно холодный приятный душ, я довольно жмурилась, прикрыв глаза, поэтому не сразу заметила родителей, по тропинке возвращавшихся домой. От палящего солнца их скрывали соломенные шляпы, широкие поля отбрасывали на лица обоих тень. Мать держала в руках букетик полевых цветов, вокруг которого порхала бабочка, а отец шел рядом, приобняв жену за плечи. Они тихо переговаривались о чем-то, и я наблюдала за ними, склонив голову. Прогулка пошла им на пользу: у мамы появился задорный румянец, а папины морщины разгладились, и на смену им пришла улыбка.