Вдали
Шрифт:
Деревянная дверь заскрипела, плавно закрываясь: я держала в руках охапку ягод, а грибы лежали в моем рюкзаке аккуратными горстями. Такой перекус не вызывал особого энтузиазма, но все долговечные продукты, припасенные мною же, я строго решила не трогать до поры до времени. Пока лес предлагает, я беру у него.
Время после завтрака пролетело незаметно. Я наконец заштопала куртку, которая теперь стала лучше защищать меня от ветров, свободно гуляющих снаружи, а грязи в комнате немного поубавилось.
«Раньше я жадничала, – вспомнила я, промывая грибы под холодной сточной водой, – хватала все ягоды подряд, пытаясь хоть чем-то набить желудок. Наивно предполагала, что если не черные, то сразу съедобные».
Так и напоролась на волчьи ягоды, которые сначала приняла за незнакомый мне сорт смородины. Помню, как обрадовалась, как срывала большие горсти с кустарника, любуясь ярко-красным цветом и щупая плотную кожуру. А потом бегала к местному ручью, припадала к ледяной воде и пыталась унять жжение во рту; затем следовала пара адских часов, когда меня рвало так, что желудок выворачивало наизнанку. На этом агрессивные плоды не унялись – ядовитые не только внутри, но и снаружи, они еще и оставили после себя волдыри и ожоги на моей коже. Веселый денек был.
Чуть позже наструганные на скорую руку грибы зажурчали на плите, а я принялась рыться по шкафам в поисках гарнира. Макароны! Если упаковки сохранили герметичность и их содержимое не отсырело, то мой обед спасен. Не то чтобы апокалипсис оставил за мной привередливость в еде, но иногда хотелось чего-нибудь пожирнее да покалорийнее.
После сытного обеда предстояла работа: рутинная, медленная, не самая интересная, но зато дающая какую-то уверенность в будущем. Я забрала Энн с ее места на кресле и принялась осматривать на повреждения.
Замок? Знакомый щелчок успешно зафиксировал тетиву арбалета во взведенном состоянии. Есть. Ложа? Я легко подкинула оружие в воздух и поймала, взвесила на руке. В порядке. Колодка? Высокопрочная сталь, которой понятие износа в принципе не знакомо, уверенно выдержала серию выстрелов арбалетными болтами. Тетива… Пока что сойдет, но в обозримом будущем стоит обзавестись новой нитью. Прицелы – оптический и диоптрический – тоже в замене не нуждались.
Свои боеприпасы я всегда старалась забирать с тех, на кого навела перекрестье и спустила курок, поэтому болтов мне хватало. Конечно, ситуации бывают самые разные: то наконечник треснет и придет в негодность, то мне не хватит времени выковыривать их из чьих-то мозгов, потому что пора делать ноги, то еще что, поэтому их запас все-таки постепенно истощался. Можно наделать кривеньких самодельных, хотя бы на крайний случай, а там уж заглянуть в пару оружейных магазинов и обзавестись чем-то понадежнее.
Проблема в том, что последний раз, когда я пыталась самостоятельно сделать стрелы, закончился тем, что я рубанула себе по нескольким пальцам, кое-где лишившись ногтя, а где-то и небольшого куска кожи; затем выструганный моими страданиями болт даже не лег в отводимое ему место. Я не сдавалась еще где-то час, пока одно сломанное древко за другим ложилось мне под ноги. Щепки тонким слоем покрыли пол, и вскоре было невозможно передвигаться без характерного хруста под башмаками. В итоге из крафта я преуспела только в строении трехэтажных матов, и болты остались в точно таком же количестве, как и были.
Повторять этот опыт не хотелось. Обойдусь тем, что есть, и сделаю упор на оружие ближнего боя – оно-то перезарядки не требует. Моей любимицей среди таких была бита. Против нее еще ни один зомби не устоял! Так и ложились штабелями. Буквально. Возможно, дело в модификации: как только я нашла мою девочку, сразу решила вбить в нее с десяток гвоздей. Не стоит недооценивать потенциал самых простых, но при этом крайне эффективных вещей: торчащие со всех сторон железные шапочки и острые концы гарантировали увеличение повреждений на сорок процентов, и это не раз помогало мне расправиться с зомби, жаждущими мной полакомиться.
Я неспешно оттирала биту от засохшей крови. Темные брызги и потекшие мозги, конечно, добавляют антуража и служат своего рода предупреждением всем остальным, но иметь дело со ржавчиной на гвоздях не хотелось совсем. Да и мне нужно посмотреть, не треснула ли где бита, чтобы она внезапно не рассыпалась у меня в руках посередине боя.
Махать ею и представлять себя персонажем из одноименных комиксов было весело (не хватало только двух хвостиков, но я стриглась ржавыми ножницами из кармана моего рюкзака раз в месяц, сохраняя волосы в короткой прическе), но отчаянные времена требовали более отчаянных мер: я оставила в покое биту и пошла к столу, где так небрежно оставила пистолет, когда только пришла сюда. Обычно он занимал место под курткой, располагаясь в кожаной кобуре, заткнутой за пояс. Я с опаской повертела в руках невзрачное, но от этого не менее смертоносное оружие. Разобраться с принципом его действия получилось только наугад, и теперь я могу его перезаряжать – в рюкзаке лежит пачка патронов калибра 9 мм – и, собственно, стрелять. Дергаясь от отдачи, чуть не роняя пистолет, непроизвольно сжимаясь всем телом в ожидании грохота в ушах, но все же стрелять. Достаточно неумело, ведь я пользовалась огнестрельным оружием в САМЫХ крайних случаях, обычно предпочитая ему побег или что-то бесшумное, но от этого не менее убийственное.
Я проверила, не заклинивает ли затвор, переложила патроны в карман, чтобы до них было легко дотянуться и убрала пистолет обратно в кобуру. Заскрипела зубами и, проиграв спор с самой собой, снова достала: стала тренироваться быстро выхватывать оружие из кобуры и наставлять на цель. Простор за дверью представлял собой идеальное поле для обучения, и, преодолевая ненависть к холодному куску металла у меня в руках, я целилась то из положения стоя, то лежа, то с колена, уходя ногами в мокрый снег. Знала, что в реальной ситуации всё будет иначе: дыхание собьется, прицел начнет покачиваться, руки предательски задрожат, и из пяти выстрелов максимум два поразят мишень. Но я продолжала, хотя бы ради вселения в саму себя какого-то жалкого подобия уверенности. Натренировавшись до такого состояния, что мои руки начали гудеть, я поставила пистолет на предохранитель и вернула его в дом, а сама приготовилась к ежедневной тренировке.
Мои регулярные физические нагрузки были довольно простыми: пробежаться кругом, минут так двадцать вытаптывая тропинку, наблюдая за природой и думая о чем-то своем, стараясь не зацикливаться на происходящем. Эдакий аналог медитации. Шаги стучали метрономом и мысли о рутине (приготовить поесть на пару дней вперед, починить ботинки, сходить в лес за топливом) – наиболее безопасные, не вызывающие приступов тревожности или панических атак – эхом повторяли их ритм, ровной очередью проходя в моем мозгу, словно тот был конвейером огромных размеров. Снег то чавкал под ногами, то хлюпал; после каждой пробежки приходилось исправно сушить ботинки и носки, хотя сильного их намокания я никогда не допускала.
Другим строгим требованием зомбиапокалипсиса была мобильность. Сначала мы с еще-живым-на-тот-момент братом отважно взваливали на себя баулы, пытаясь обеспечить себе безбедное существование, но идея быстро отвалилась: и, к счастью, быстрее, чем отвалились наши руки и ноги, стянутые множеством веревок и ремней. Передвигаться было неудобно, шумно, вовремя среагировать на опасность было всё равно что невозможно, и тюки вещей медленно стали опустошаться. Мы подавили голоса, нашептывающие, что без всего сразу нам не справиться; когда обстоятельства заставляли нас менять укрытие, в котором мы жили и держали все необходимое, мы обходились рюкзаками, и только в крайнем случае занимали одну руку прочным пакетом или вешали средних размеров сумку через плечо. Привычка сохранилась: один-единственный нож, лежащий сейчас в моем рюкзаке, заменял мне множество других хозяйственных вещей. Им я открывала консервные банки – иногда неудачно, проливая часть содержимого или норовя рубануть по многострадальным пальцам – срезала кору с деревьев, если есть было совсем нечего, ломала деревянные вещи, чтобы разжиться топливом, и многое другое.