Вдоль каменного пояса
Шрифт:
1/*ак только первые ГУлучи солнца осветили вершину Неройки, мы — на ногах. Под окном уже слышен топот копыт и пофыркивание коней. Паша помогает ко-нюху'навьючивать животных, я убегаю на посадочную площадку, чтобы
задержать Лойко, если он прилетит задолго до прихода лошадей с грузами.
Я устроился с кинокамерой в том месте, где обычно приземляется самолет, и ждал. Вот между вершинами гор появилась желанная точка, которая быстро приближалась. Проходят считанные секунды, и самолет АН-2, сделав «козла», совершает посадку. Машина заруливает к нашим ящикам. Лойко из кабины машет мне рукой и кричит:
— Зачем «козла» снимал? Вырежь!
Пока летчики делают перекур, устраиваем маленькое совещание о нашем маршруте.
— Полетим в Народу? — спрашивает Лойко.
— Да. Но хотелось бы попросить тебя пройти и мимо Сабли. Заснять ее нужно сверху.
Лойко, прищурясь, смотрит на небо, на горизонт в западной стороне и говорит:
— Ну что ж, погода сегодня отменная, пожалуй, можно заглянуть и к Сабле.
Договариваемся о маршруте в целом: Лойко подлетает к восточной стороне хребта Сабли, несколько минут летит вдоль него, мы в это время
снимаем; потом направляемся к горе Народной, облетаем ее вершину и садимся в Северной Народе.
— Согласен, — сказал Дима.
Через несколько минут я сидел на подвесном сиденье между пилотами и снова слышал знакомое: «Поехали!» И вот уже под нами проскочил лесистый обрыв реки Щекурьи. Я с восхищением посмотрел на Лойко, крепко держащего обеими руками Штурвал. Сколько воли и бесстрашия выражало его серьезное лицо в эти минуты! Он заметил мой взгляд, улыбнулся, подмигнул мне, и лицо его снова приняло серьезное выражение.
Правее и гораздо выше нас проплывали скалистые отроги неройского гребня. Впереди преграждала нам путь гора с останцами на вершине. Отворачивая от нее вправо, над долиной реки, Лойко постепенно набирал высоту. Через минуту мы развернулись над лесными увалами и взяли курс на северо-запад. Зеленый лесной ковер под нами был испещрен желтеющими деревьями — тайгу обдало первым дыханием приближающейся осени.
Вершина Неройки была теперь значительно ниже нас, за ней к северу тянулась гряда гор. Впереди, за долиной реки Большой Паток, на западном краю хребта отчетливо виднелась гора Сабля с характерными зазубринами на вершине. Пролетая над Неройкой, пилот показал на домики геологического поселка, крошечными кубиками раскинувшегося в долине Щекурьи.
Вскоре мы приблизились к островерхой горе. Гребень Сабли представлял собой внушительный горный массив и поднимался в небо несколькими острыми вершинами. На западе гора круто обрывалась к печорской низменности. По отвесному склону прямой линией тянулась граница снегов.
Павел вручил мне готовую к съемке камеру. Лойко передал управление второму пилоту Толе, открыл форточку и дал возможность заснять вершину Сабли. Толя изменил курс, и мы полетели вдоль восточного склона горы.
Пики, острые гребни, отвесные скалы — все это запорошено снегом, а внизу — черная тайга. Мы любуемся вершиной Сабли. Вот она, «королева» уральских Альп! Как не похожа красавица Сабля на своих далеких уральских родственниц—горы Среднего Урала!.. Это ее острые шпили привлекли внимание первых исследователей Северного Урала А. Кейзерлинга и Э. Гофмана.
Дима Лойко показал мне на огромные снежные поляны, спускающиеся по расщелинам между скал. Одна из них выглядела особенно внушительно. Летчик наклонился к моему уху и громко сказал:-
— Ледник Гофмана!
В это время самолет сильно подбросило восходящим потоком. Лойко схватил штурвал и стал помогать второму пилоту. Резкими рывками самолет стало бросать то вверх, то вниз. Выровняв машину, Лойко снова наклонился к моему уху:
— Здесь всегда сильно бросает: гнездо ветров!:
Самолет вздрагивал, словно по нему ударяли
чем-то тяжелым. Спустя некоторое время Дима наклонился ко мне опять:
— Долго быть над Саблей опасно! Полетим к Народной!
С воздуха было хорошо видно, как от Сабли Уральский хребет изменял меридиональное направление и всей своей горной лавиной резко поворачивал на северо-восток. В месте изгиба громоздились самые высокие точки Урала — гора Колокольня, гора Манарага, гора Карпинского, гора Народная и другие.
Пилот направил машину на северо-восток.
Мы летим словно над замерзшим морем. Взлетевшие вверх волны так и застыли острыми гребнями. Между ними извивается зеленая долина реки, врезавшаяся в самую гущу снежных гор. Это долина Вангыра. Среди гребней особенно выделяются вершина Колокольни и гвоздеобразный шпиль Манараги. Мы пролетаем правее их. По мере нашего перемещения шпиль Манараги заметно изменяет свои очертания и приобретает вид медвежьей лапы. За это гора и получила название «Манарага», что по-ненецки означает «медвежья лаиа».
Впереди снежные горы застилают весь горизонт. Вершины их приобретают все более неприступный вид. Здесь хребты высокогорной зоны образуют костяк всего Приполярного Урала и достигают максимальных высот. Я наклоняюсь к Лойко:
— Не верится, что это Урал!
— Да, это почти Кавказ!
— Уральские Альпы!
Кое-где на дне котловин виднелись высокогорные озера округлой формы, наполненные бирюзовой водой. Наш «Антон» парит над хребтами с тонкими гребнями, тянущимися по вершинам, как по горбу доисторического гигантского ящера стегозавра. Мы приближаемся к истокам речки Хобе-Ю, где поднимается хребет Неприступный, увенчанный невысокими гребешками и вершинками. Высота этого внушительного горного массива 1650—1800 метров.
Пролетев долину Хобе-Ю, Лойко развернул самолет строго на север.
— Скоро Народная!
Среди однообразного горного ландшафта гора как будто ничем не выделялась.
— Вот она! — показал пилот на куполообраз-ную вершину.
Я, признаться, был даже разочарован — столь невыразительной выглядела самая главная вершина Урала. Воображение рисовало ее необычной, чем-то выдающейся и не похожей на другие горы. Ведь она самая высокая среди других гор Уральского хребта!
С нашего направления вид на гору был самый невыгодный: она освещалась, как говорят кинооператоры, «лобовым» светом, который скрадывал рельеф. Эту вершину лучше было заснять при боковом освещении.
— Облетим ее, Дима! — попросил я пилота я показал на приготовленную кинокамеру.
Лойко кивнул.
Через минуту, когда мы оказались почти над Народной, нашим глазам предстал совершенно иной рельеф: на юго-запад гора обрывалась отвесной, не освещенной солнцем стеной, выявился четкий острый гребень, тянущийся к вершине. На отвесной теневой стороне было меньше снега. По соседству с Народной возвышалась другая внушительная вершина — гора Карпинского. На дне котловины, разделяющей гору Народную и гору Карпинского, виднелись два удивительно голубых озера.