Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти
Шрифт:
Страшно, что сегодня общение с богом, которое по моему разумению, да и по сути является интимным, глубоко личным обращением к собственной совести, превращено в прилюдный театрализованный фарс!
Товарищи-господа начальники! Когда вы были искренни? Тогда или сейчас? Скорее - никогда!
А люди, которых вы прельщаете и гоните очередными посулами к избирательным урнам, не так глупы, как вам кажется. Люди и есть БОГ. Просто народ в своём долготерпении ещё надеется, что в вас проснется совесть. Совесть - своя, не нашептанная кем-то, СОбственная ВЕСТЬ - СОВЕСТЬ. Бога же в вашей душе не было и нет! Невзирая на частое наложение на себя креста.
Тревожно-назидательно
Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас,
ибо многие придут с именем моим, в образе моём, моим голосом будут вещать: "Я Христос", и многих прельстят.
И тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать,
и возненавидят друг друга.
И многие лжепророки восстанут и прельстят многих.
Ибо восстанут лжехристы и лжепророки,
и дадут великие знамения и чудеса,
чтобы прельстить, а возможно и избранных.
Услышите о войнах и военных слухах...
Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас.
Тогда, если кто скажет вам: Вот здесь Христос или там,
не верьте, то буду не я...
Св. Евангелие от Матфея. из главы 24
Пытаясь найти самого себя, уже несколько десятилетий читаю, доступные мне, священные писания различных религий. На книжных полках домашней библиотеки соседствуют и мирно уживаются Старый и Новый завет, Танах (Тора, Невиим, Кетувим - Тора, Пророки, Писания), Коран, Шрути и Смрити, Буддизм: основы пути... Сосуществуют книги мирно. Не то, что люди! Зато к семидесяти - какая каша в голове!
В этой же голове, как набат, в такт сердцу звучат бессмертные слова Юлиуса Фучика:
– Люди! Будьте бдительны!
– Помните!
Помните, что ещё двадцать-тридцать лет назад были счастливые романтики, мечтавшие о том, чтобы дети нашего села рождались в сельском роддоме с отдельной палатой на каждую роженицу; чтобы дети росли в теплых уютных домах, где много солнца и чистого воздуха; чтобы в сельском садике был кинозал; чтобы в каждом доме была горячая вода, а зимой было тепло; чтобы кинотеатр в селе был открыт каждый день; чтобы в новом Доме культуры работали кружки технического и художественного творчества детей; чтобы в школе дети учились в просторных светлых классах, а в продлёнке ели полноценный вкусный обед; чтобы мои земляки не покидали село, а после учебы возвращались в него достойными специалистами; чтобы в селе был построен большой консервный завод; чтобы село ежегодно прирастало тридцатью вновь родившимися жителями.
Оранжевое зимнее солнце, казалось, выпрыгнуло из-за горизонта, рыхло размазанного недалёкой лесополосой. Едва приподнявшись над землёй, легко рассеяло неплотный утренний розоватый туман.
До завершения настоящей главы оставалось несколько строк. Тишину разорвал резкий, всегда неожиданный, телефонный звонок. Сквозь, заполнившие трубку, горькие рыдания с трудом осознал: только что, морозным январским утром навсегда покинул этот мир легендарный персонаж моей книги и кумир далёкого детства, казалось, вечный в своем неоднозначном оптимизме, Нянэк - Валерий Семёнович Паровой. Мой троюродный брат, двоюродный брат Сяни, Миши, Любы, Маньки и Сергея, внук бабы Фроньки, старшей сестры моей бабы Софии. Умер внезапно утром, совсем недавно проснувшись, с надеждой на сегодняшний день и не только...
И вот... Все участники настоящей главы, за исключением ..., ушли в мир иной.
Мир Вашему праху! Помним...
Время давно не то, всё вокруг тоже не то. Да и мы все во многом стали совсем другими.
Что имеем - не храним, потерявши - плачем...
Порой тяжелы как бурлацкие лямки,
И грудой развалин воздушные замки.
Вы чаще бываете адом, чем раем,
Дороги, которые мы выбираем.
П. Долголенко
Радио
Первое мое знакомство с радиоприемником состоялось в конце лета пятьдесят первого, когда мне исполнилось пять лет. До этого я слушал только патефон. Когда отец или брат крутили рукоятку с черной ручкой и ставили пластинку, я становился сбоку и силился заглянуть в темное широкое отверстие. Я пытался рассмотреть, как умещаются там те, кто играет и распевает песни.
Наш сосед дядя Митя Суслов, отец моего ровесника, тезки и друга детства привез однажды большую картонную коробку с чем-то тяжелым. Везли из Дондюшан бережно. Телега была устлана толстым слоем соломы. Коробку с подводы снимали бережно, несли вдвоем с ездовым, стараясь не ударить случайно об углы.
Затем осторожно установили на стол, обошли вокруг. Заметив, что черная толстая стрелка, упирающаяся в жирно написанное слово "Верх" лежит горизонтально, тут же развернули коробку так, чтобы стрелка смотрела вверх.
Рядом со стрелкой была нарисована черная рюмка на высокой тонкой ножке. К пяти годам я очень медленно, но уверенно читал. На коробке было написано: Батарейный радиоприемник "Родина-47". 2 класс. Ниже была надпись "Осторожно!". А еще ниже "Воронеж". И уже совсем непонятно: "Не кантовать!". Пока я прочитал написанное, дядя Митя принес мешок с чем-то еще более тяжелым. Из мешка вытащили и установили рядом с радиоприемником четыре батареи.
Через несколько дней на мотоцикле приехал некий Боря из Дондюшан. Он устанавливал радио почти по всему району. Это была редкая в то время специальность. Рассказывали, что в армии Боря был настоящим радистом. Живого радиста я еще ни разу не видел. Как только заглох мотор мотоцикла, я перепрыгнул через перелаз во двор к Сусловым.
Боря оказался невысоким. Одет он был в черный комбинезон. Почти как тракторист из МТС. Из-под зеленой военной фуражки выбивались рыжие кудри. Отстегнув ремешки, Боря снял с багажника коричневый деревянный чемоданчик и вошел в дом. Мы с Женей за ним.
Подойдя к столу, Боря положил чемоданчик на стоявшую рядом табуретку. Открыв чемоданчик, извлек небольшой, но очень красивый перочинный ножик. Ручка его была красной и вся переливалась на свету. А в чемоданчике чего только не было! Разные инструменты, которые я видел впервые в жизни. Мы подошли поближе к чемоданчику, но Боря пальцем указал, где нам надо стоять.
Я сразу твердо решил, что буду радистом. Уж больно красивой была фуражка. А ножик! Да и все остальное, чего я не успел, как следует разглядеть. А Боря, тем временем, открыл ножик и очень аккуратно и медленно разрезал бумагу через весь ящик, а затем еще и с боков. Засунув руки в коробку, он взялся за радио и поднял. Дядя Митя тут же потянул коробку вниз. Оказывается радио было обернуто еще и серовато-желтой бумагой. Развернув бумагу, Боря открыл нашим взорам очень красивый серовато-синий ящик.