Вдова Его Величества
Шрифт:
— Я… попробую поговорить.
— Добрая?
— Нет. Но он верен Джону. А верными людьми не стоит разбрасываться, — Катарина подняла юбки. Лестница была узкой, с крутыми ступеньками. — Да и делить нам нечего. Я действительно хотела уехать.
— И мне жаль, что не вышло.
Катарине тоже.
Это было почти заключение мира.
А лестница закончилась в узком же коридорчике, и Сиддард распахнул очередную дверь, поклонился, в кои-то веки без скрытой издевки, сказав:
— Прошу.
В комнатушке пахло болезнью. Мочой. Потом.
— Здравствуй, — Катарина подвинула камень. И отсветы его блеснули в темных глазах отца. — Я пришла. Зачем? Не знаю. Сказать, что жива… несмотря ни на что.
Губы лежащего дернулись.
— Но ты этому не рад, верно? По твоей задумке… что должно было произойти?
Она не стала присаживаться рядом, уж больно воняли меха.
— Не скажешь? Тогда… если я угадаю, закрой глаза. На это ты способен?
Человек в постели закрыл глаза.
— Чудесно. Знаешь, я все думала, почему мы так похожи, я и та девушка… а потом поняла. Она ведь мне сестра, верно? Ты взял не только карту и жизнь своего друга, но и его жену.
Глаза вновь закрылись.
— Ты обещал той твари… что? Дитя своей крови? То, которое должно появиться на свет. И верно, обрадовался, узнав, что это дитя будет не от моей матери, так?
Катарина вглядывалась в узкое лицо, пытаясь понять, каким он был. Красивым? Несомненно. А еще богатым, знатным… та женщина, променявшая герцогскую корону на любовь, скучала ли она по дому? Думала ли о том, чего лишилась? Возможно, что нет, но как устоять перед изящным кавалером? А он? Для него она кем была? Вряд ли любовью всей жизни, скорее способом развеять скуку.
— И поэтому позаботился о вдове. Она ведь овдовела еще тогда, так? Просто вы никого не стали ставить в известность. Да и кому интересны дела колоний? Но ты взял семью под свое крыло, занялся ее делами. Нанял управляющего.
Снова закрытые глаза.
— Не потому, что чувствовал угрызения совести, нет, на это ты не способен. Скорее дело в том, что ты понимал, насколько опасно не исполнить обещание…
Катарина все же наклонилась, коснулась пальцами влажной кожи.
— Правда… все вышло не совсем так, как ты хотел, да? Вернулся домой и узнал, что законная жена тоже подарила дочь? Что мы родились с разницей… какой? Два месяца? Три?
От него пахло мертвечиной.
— И ты не знал, которая из нас… хотелось бы верить, что, будь у тебя выбор, ты не отдал бы меня, но мы оба знаем, что отдал бы. Поторговался бы, конечно, но в итоге…
Она позволила себе вздохнуть.
— Это ведь по твоему заказу из одного венца сделали два. А после добавили браслеты, серьги и прочее. И ты отправил парюру в подарок дочери… той,
Молчание.
И взгляд такой яростный.
— Конечно, нет. Ты не мог допустить, чтобы пошли дурные слухи. И твоя любовница, ставшая верным другом, полагавшая, будто все, что ты делаешь, ты делаешь для них… она не удержалась и похвасталась сестре… и умерла, ибо венец предназначался не для нее, так? А после ее смерти украшения отошли Катарине.
Странно было произносить свое имя, называя другую женщину.
Было ли ее жаль?
Да, пожалуй.
Испытывала ли Катарина обиду? Нет. Она бы не удивилась, узнав, что есть у нее и другие сестры или же братья, но… правда была в том, что она не хотела знать.
— И тогда все началось? Дитя твоей крови… но не то, так? Почему? Она была слабее? Или дело в даре? В том, который заперли? — Катарина подняла руку и позволила рукаву соскользнуть. — Это тоже была твоя идея? Ты знал, что зачать Генрих не способен, но разве ж он признал бы это? А вот предложение превратить меня в сосуд, запереть всю силу в теле, сосредоточить…
Отец захрипел.
— И что тогда? Она бы получила не только тело, но и силу, которой… что? Хватило бы на перерождение? Или на возрождение? Ты подкармливал ее… ты приручал… ты надеялся… на что? Стать хозяином существа столь древнего и чудовищного, что никто не осмелился бы оспорить твою власть?
Катарина поправила рукав и кружево манжет пригладила.
— Но Джон вмешался и все испортил. Он и я. Я потратила силу не на то, верно? И божество обиделось. Оно уже убило один сосуд, слишком слабый, чтобы выдержать иную суть, и затаилось, выжидая другой. А тут такое разочарование.
Из горла отца донесся хрип. Он отчаянно моргал, явно пытаясь что-то сказать. Катарине хотелось бы думать, что он просил прощения, но она слишком хорошо знала человека, от семени которого появилась на свет.
— Знаешь, а ведь он тоже рано или поздно, но рискнет повторить твой путь. И думаю, с тем же результатом. Вы так похожи, что я не удивилась бы, узнав, что Джон — твой сын. Но это не так, да? Ты не настолько безумен, чтобы допустить кровосмесительную связь. Вы просто слишком давно знакомы. И ты растил его, точно также, как растил ту тварь, приручал, воспитывал, вкладывал в его голову нужные тебе мысли… и могу уверить, у тебя получилось. По крайней мере одно чудовище ты в мир выпустил.
Она отступила.
— Хочешь, я попрошу Джона, чтобы тебе выделили другие апартаменты? Скажем, с видом на сад. Или хотя бы с окнами? Я не уверена, что он прислушается, но попросить ведь можно, верно? Другое дело, что он захочет взамен. И будет ли у меня желание платить его цену.
Глава 45
Змей держался на ногах, хоть и с трудом. Он шел, сгорбившись, скособочившись, прижимая правую руку к правому же боку, а левой еще и придерживая. И вид его был столь жалок, что Кайден отвернулся.