Вдова Его Величества
Шрифт:
Она коснулась шеи и доверительно произнесла:
— Не потому ли, что срок моей жизни давно уже вышел?
— Глупости не говори, — Джио встала за спиной своей… кто она?
Подруга?
Наперстница? Компаньонка? Нечто большее, поскольку, стоило ей приблизиться, и Катарина задышала легче. Она подняла голову, а Джио едва заметно кивнула. Разрешая говорить?
— Итак, кто вы? — повторил вопрос Дуглас.
— Королева, — тихо ответила Катарина. — Вдовствующая. Восьмая Её Величество Катарина I, Божией Милостью Великобритании,
И она не лгала.
Ни словом не лгала.
Правда, сказанная ею, была терпкой и горькой. И заставила отступить. А Катарина виновато опустила взгляд, будто…
— Даже так… — Дуглас, кажется, растерялся. — Но…
— Я устала, — просто сказала она. — Давно устала, но шанс вырваться появился только теперь.
Ее ладони скользили по серой ткани платья. Вверх, сминая расшитые тонкой нитью рукава, и вниз. От плеч к локтям и обратно. Она отвернулась, будто не желая видеть Кайдена, и солнце, пробивавшееся сквозь запыленное стекло, окружило ее облаком золотого света.
— Мне предложили чужое имя. Сказали, что эта женщина давно желает служить Богам. А я… после женитьбы Джона меня рано или поздно отправили бы в монастырь. В Гринвиче не может быть двух королев. И я согласилась.
Джио склонила голову.
— А вы…
— Она мой друг, — ответила за нее Катарина. — И компаньон. И охрана. И наверное, единственный человек, которому я верю.
А вот это было обидно.
Выходит, Кайден не заслужил доверия? Не заслужил. Они-то и знакомы пару дней.
— Кому было бы выгодно от вас избавиться? — продолжил Дуглас.
Этот вопрос не вызвал удивления, скорее вялую улыбку.
— Боюсь, что многим. Во-первых, отцу. Он готовит брак моей сестры и Джона, а я уже отработанная фигура, которую проще убрать, чем тратить на нее время и силы. Он не любит оставлять за спиной забытых людей, полагая, что рано или поздно, но любой человек способен доставить неприятности.
— Вижу, у вас теплые взаимоотношения.
— Невероятно, — тон-в-тон ответила она и все-таки посмотрела на Кайдена.
Темные глаза. Не мед, но вишня, дикая, вошедшая в пору высшей спелости, когда сладость ее почти равняется с горечью.
Яркие. И в них одновременно уживаются отчаяние и надежда.
— Он еще тот собачий сын, — заметила Джио. Она ласково провела пальцами по щеке Катарины. — И поверьте, собственные дети для него значат ничуть не больше, чем чужие. А что до Катарины… она была коронована короной Святого Эдуарда, что даст возможность некоторым не самым дальновидным людям говорить о неких ее правах на престол.
— А они есть?
— По закону — да, — Катарина выпрямилась и, когда Кайден подал руку, повинуясь молчаливому ее требованию, оперлась на нее. — Корона Святого Эдуарда наделяет меня титулом полноправной владычицы, а не королевы-консорта, как это было до меня.
Она шла медленно, гордо вскинув голову, и каждое движение ее было преисполнено урожденного изящества. И даже странно теперь было, как Кайден сам не понял.
Только королева может быть… такой.
— Помимо того существует завещание, о котором широкой публике не известно. Мой муж знал, что осталось ему недолго. Он весьма надеялся получить от меня наследника.
По лицу Катарины пробежала тень.
— И в то же время опасался, что после его смерти старший сын может предъявить свои права на престол, пусть даже и законность его рождения после аннулирования того брака Генриха весьма сомнительна, но…
Она остановилась перед лестницей, которая выглядела слишком уж высокой.
— Поэтому Генрих и рискнул пойти на такой шаг. Завещание представлялось ему гарантией того, что воля его будет исполнена. Я назначалась регентом и соправителем, хотя все понимали, что правил бы мой отец. К этому он и готовился.
— Но наследника… не получилось?
— Не получилось, — пальцы на руке Кайдена слегка сжались. — И если бы мой муж прожил немного дольше, думаю, появилась бы и девятая королева. Но мне повезло. Он умер. А я осталась жива. С Джоном же… он пока мягче отца.
— Пока?
— Корона — не та ноша, которая позволяет людям оставаться добрыми. Но когда-то я помогла ему, вот и он проявил милосердие.
А ведь новый король молод. И бабушка писала, что весьма собой хорош. И еще писала, что он немалое внимание оказывает королеве… а она? Устояла ли?
Или…
Ревность обжигала, что холод, исходивший от вод Мертвой реки.
— Милосердие ли, — тихо поинтересовался Дуглас, сбив с мысли.
К счастью.
— Не знаю. Тогда мне казалось, что да, что я, наконец-то, ухожу из-под опеки отца, от власти его. Что начнется совсем-совсем другая жизнь…
— И как?
— Совсем другая, — она улыбнулась и впервые светло и искренне. — Во всяком случае, здесь никто не будит меня в шесть утра, чтобы я успела принять ванну, сделать прическу и выбрать правильный наряд к утренней молитве. Никто не указывает, где я должна сидеть, что есть, что пить и с кем беседовать. По саду опять же гулять можно. А утренние прогулки, как оказалось, весьма благотворно влияют на настроение.
Кайден и сам расплылся в улыбке.
Ночью он ее украдет.
Пусть она вновь скажет, чтобы он не приходил, но лилию примет. И луну примет, ту, что отражается на темной глади пруда. А с ней — и ночной хор сверчков, соловьиные трели и просто тишину, наполненную жизнью.
И быть может, дышать ей станет немного легче.
— Хорошо… — Дуглас открыл дверь и поморщился. — Жарковато сегодня. Стоит ли выходить в сад?
— Стоит, — Катарина произнесла это тоном, не терпящим возражений. — Знаете, я поняла, что чем больше лежу, прячусь, убегаю, тем слабее становлюсь. И мне это надоело. Но вы ведь не о том спросить хотели?