Вдова Кудер
Шрифт:
Когда Жан приблизился еще на несколько метров, Фелиция внезапно повернулась к нему спиной и поспешила к дому, закрыв за собой дверь.
Несомненно, она воспринимала его как врага. Подойдя еще ближе, он увидел, как дверь открылась, но из нее показалась не Фелиция, а ее вздорная и сварливая мать, вставшая в дверях, будто защищая свое гнездо.
— Как дела? — машинально спросил Жан у шлюзовщика.
Тот бросил на него недоверчивый взгляд и тоже отвернулся.
Жана это никак не задело. В его взгляде по-прежнему сквозила беспечность. Думал ли он о чем-то? Да нужно ли было ему о чем-то думать?
Он жил в каком-то даровом времени, на которое никак не мог рассчитывать. Его голова была полна солнцем, ноздри вздувались от пьянящих запахов, конечности казались невесомыми — полное спокойствие.
— Жан! Жан! — услышал он резкий голос Тати.
Он вернулся к ней, коротконогой, короткошеей, стоявшей подбоченясь посреди двора.
— Ну вот, ты уже начал увиваться вокруг Фелиции, а? Давай-ка быстро вычисти кроличьи клетки. Я тебе три дня напоминаю. Если я буду делать все сама, то на кой мне…
Несколько раз в день они склонялись над инкубатором, который казался Тати настоящим волшебным ящиком. Она пока никак не могла поверить, что он сразу принесет целых шестьдесят цыплят.
— Посмотри, сколько он показывает. У меня при себе нет очков. Ты уверен, что не нужно добавить воды? Ночью я всегда боюсь, что лампа погаснет, и не знаю, что меня удерживает встать и посмотреть. А завтра ты должен наладить маслобойку. В субботу я привезу тебе бритву и все остальное. На днях надеюсь получить письмо от Рене.
Но сначала ей пришлось принять гостей. Это было в четверг. Послеобеденный отдых кончился, и она принялась мыть посуду.
— Нужно выполоть сорняки вдоль дома, — велела она Жану.
Вдоль белой стены пышно разрослась крапива. Он сходил в сарай за лопатой. Без шапки, в расстегнутой рубашке, с сигаретой во рту, он начал ковырять землю и услыхал шум в конце пустынной улицы.
В тени густого орешника, пропускавшего лишь редкие солнечные лучи, по направлению к дому Тати шло целое семейство — мужчина с бородкой в темном костюме и канотье, коренастая женщина, от ходьбы обливавшаяся потом и державшая за руку маленького мальчика в матросском костюмчике, размахивавшего прутиком.
Чисто по-крестьянски Жан неподвижно наблюдал, как они приближаются, словно это зрелище представляло какой-то интерес. Он обратил внимание, что семейство на секунду остановилось для короткого совещания. Женщина воспользовалась паузой, чтобы поправить пояс под платьем, и тут же дала подзатыльник сыну, нагнувшемуся что-то поднять.
— Что там, Жан? — крикнула из кухни Тати, увидев неподвижно стоявшего Жана.
Он не расслышал, поскольку дверь и окно были закрыты. Он заметил лишь ее шевелящиеся губы и приоткрыл дверь:
— По-моему, к вам гости.
Нахмурившись и поправив волосы, она выглянула из окна:
— Это Амелия с мужем. Я приведу себя в порядок. Скажи им, что я сейчас спущусь.
Она мигом спрятала посуду в шкаф, и Жан услышал ее шаги на лестнице, а затем и в комнате на втором этаже.
Гости же, пройдя еще метров пятьдесят, вновь остановились, завидев на пороге дома Жана с лопатой. Снова небольшое совещание. Муж был в пенсне, на лацкане его пиджака виднелась фиолетовая ленточка.
Наконец они подошли, приняв какое-то решение. Они прошли мимо молодого человека, будто он вообще не существовал, и Амелия приоткрыла дверь.
— Тати, ты здесь? — крикнула она в пустоту дома.
— Пожалуйста, входите, Тати сейчас спустится.
Женщина попятилась, избегая столкнуться с Жаном. Ее муж обошел Жана, едва не коснувшись его, и приказал сыну:
— Пройди. Сядь на стул и постарайся вести себя тихо.
Несмотря на их старание не замечать его, Жан вошел, оставив лопату во дворе, и придвинул им стулья:
— Садитесь, пожалуйста. Сегодня жарко, правда? Надеюсь, вы не пешком пришли из Сент-Амана?
У мужа непроизвольно вырвалось:
— Мы приехали на автобусе.
Жена грозно посмотрела на него, поскольку он вступил в разговор с этим типом.
Наступила тишина. Жена уселась на стул, а муж остался стоять и, сняв канотье, утирал череп носовым платком.
— Сиди спокойно, Эктор.
Над их головами раздавались тяжелые шаги Тати, поспешно надевавшей выходное платье и приводившей себя в порядок.
Обратившись к мужу и по-прежнему игнорируя Жана, Амелия сказала, пытаясь нарушить молчание:
— Я уверена, что отец где-то пасет коров. При таком солнце его может хватить удар.
Наконец на лестнице показалась Тати, открыла дверь и направилась к золовке:
— Здравствуй, Амелия.
Два поцелуя в обе щеки, сухие и отчетливые, как щелчки клюва.
— Я не думала, что ты сегодня приедешь. Твой муж уже в отпуске? Здравствуй, Дезире. Садись же! Здравствуй, Эктор. Ты не поздороваешься с тетей?
— Здравствуйте, тетя. Мне хочется половить рыбу в канале.
— Я запрещаю тебе идти ловить рыбу, — вмешалась мать. — Только не хватало тебе свалиться в канал. Сиди здесь.
Жан был готов выйти по первому знаку, по первому взгляду Тати. Но именно она и удержала его:
— Жан, принеси бутылочку вина. А для Амелии — черносмородиновую наливку, там, у входа в погреб.
Она поставила на стол стаканы с золотым ободком, которые вынула из буфета в столовой.
— Какие новости? — спросила она, усаживаясь за стол со вздохом облегчения. — Ты можешь остаться, Жан. У нас нет секретов. Ведь правда, Амелия? Дезире доволен своим новым местом? Или он по-прежнему в москательной лавке на улице Гамбетта?