Вдова
Шрифт:
— Признаюсь, вашего звонка я ждала целый день.
— Моего звонка?
— Ну да. Понимаете, у меня сейчас затруднения.
— Затруднения?
— Слишком много расходов и никакой поддержки ни с чьей стороны.
Любопытно, куда она девает деньги — глотает, что ли? Ни для кого не секрет, что от Калленберга она ушла с тремя миллионами долларов в чемоданчике. Нотариус нахмурился. Если дамочке пришла в голову мысль вытянуть из него некую сумму, то не на того напала. Однако внешне Миллер был как всегда любезен.
— Могу ли я что-нибудь сделать для вас?
— Это нетрудно. Я пришла поговорить с вами о
— Но ведь дело о наследовании закрыто. Согласно распоряжению вашего покойного мужа, наша контора будет отчислять вам ежегодно двести тысяч долларов на протяжении десяти лет. И я не вижу…
— Из-за таких мелочей я бы не осмелилась вас побеспокоить. Поговорим лучше о пятидесяти миллионах долларов.
— Пятидесяти миллионах?
— Да, уважаемый мэтр, карты на стол… Я в курсе дела. Наш разговор останется только между нами. Играйте же честно.
— Ничего не понимаю. О каком таком деле идет речь?
Пегги начинала нервничать. За кого ее принимает этот мошенник?
Она обожала играть в кошки-мышки, но только тогда, когда сама была кошкой. Растерявшийся вконец и сбитый с толку Миллер уже всерьез подумывал, не включить ли ему сигнал тревоги. Охранник в это время постоянно находился на этаже. Истеричность Пегги ни для кого не была тайной, и нотариус просто боялся, что она сегодня не в себе.
— Ну что ж, постараюсь выражаться яснее. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о втором, тайном пункте завещания моего мужа.
— Но нет никакого второго пункта. Дело окончательно закрыто.
— Не может быть!
А если этот негодяй говорит правду? Нет, невозможно. Пегги провела свое расследование, которое подтвердило слова Нат. Неужели он по какой-то причине решил поиздеваться? Ничего, она знает, как зажать его в угол.
— Вам знакомо имя Додо?
— Додо? — удивленно переспросил Миллер.
— Да, Додо, Додо! Девяносто сантиметров объем груди, остальные формы не хуже, чем у кинозвезды, блондинка, двадцать пять лет, ослепительно белые зубы! — выпалив все это, Пегги агрессивно подалась вперед.
— Это что, неудачная шутка? — возмутился Миллер, бледный от гнева.
— Шутка?! — орала Пегги. — Сегодня, восьмого сентября, вы должны были мне объявить, что есть второй пункт завещания! И я хочу знать, почему вы этого не сделали! Не пытайтесь юлить, мне все известно.
Нотариус возмущенно подскочил.
— Не понимаю, о чем вы, но мне это уже надоело!
— И это еще не все! — крикнула Пегги.
От паники она потеряла свое легендарное хладнокровие. Чтобы не выдать источник информации, она не могла назвать имя Стимана, финансового агента Нат, которому его любовница Одиль Блеклей, так называемая Додо, шепнула по секрету, каким сексуальным утехам предавался этот лицемер и ханжа. Но страх все сильнее сжимал ее сердце. Что-то уж слишком искренне возмутился Миллер. А если он сказал правду? Если она зря порвала с Калленбергом… Если выпустила такую добычу из рук ради чего-то призрачного и вообще несуществующего? Не может быть! Нужно бороться.
А нотариус отчаянно пытался взять себя в руки, страстно желая, чтобы этот кошмар наконец кончился.
— Миссис Сатрапулос, выслушайте меня. Умоляю вас, выслушайте! В Америке я один из самых уважаемых членов общины мормонов. Наш учитель, великий Спенсер В. Кимбал, — нотариус уважительным жестом указал на портрет
— Я думаю, что он узнает о существовании Додо! — сухо отчеканила Пегги.
— Миссис Сатрапулос! Посмотрите на него! — Миллер снова простер руку к патриарху. — Я торжественно клянусь перед ним и перед Богом, который все видит, что никогда, никогда…
Пегги похолодела. Жалкий паяц не врал. Как ни ужасно было это сознавать, но он говорил правду! И все же она сделала еще одну, тщетную, конечно, попытку.
— Я понимаю вашу щепетильность, мэтр. Но это — тот случай, когда стоит пожертвовать профессиональной тайной, чтобы уберечь от горя женщину.
— Клянусь! Перед Богом! Никакого завещания. Никакой Додо…
Нервы перестали ей повиноваться. Из глаз Пегги полились слезы, а из груди вырвался истерический смех. Все пропало! Как такое могло случиться? От кого исходил удар? Понятно, ей расставили ловушку, чтобы она не вышла замуж за Калленберга. А она кинулась туда с закрытыми глазами. Но кто из всего этого извлек выгоду? Нат? Неужели Нат? Нет, Нат была ее лучшей подругой и неоднократно это доказала. А если Нат, сама того не подозревая, тоже проглотила наживку? Господи, сколько вопросов и ни одного ответа! А над столом прямо в уши плыл хнычущий голос Миллера:
— Вы мне верите? Ну скажите, что верите…
— Прошу вас, мэтр, извинить меня. — Это все, что она могла сказать.
— Объясните хотя бы…
— Очень жаль, но я ничего не могу объяснить. — И Пегги поднялась, давая понять, что тягостный для них обоих разговор окончен.
Очутившись на шумной Шестой авеню, она чуть не упала в обморок. Дома вокруг плыли, качались и, казалось, собирались обрушить ей на голову все свои этажи. Она сама — сознательно! — отказалась от миллиардов Калленберга ради призрачного богатства. Разве может такая женщина, как она, прожить на жалкие крохи, которые получает? А сорокалетний рубеж она, между прочим, уже перешагнула.
Есть разные ступени бедности, и Пегги Сатрапулос искренне считала себя нищей, имея всего каких-то четыре или пять миллионов, которые еще можно было спасти. Ее вдруг охватил озноб, несмотря на влажное душное тепло, исходящее от асфальта. Кружилась голова. Спешили по своим делам прохожие, толкая ее и даже не узнавая. И нужно было начинать сначала. С нуля! Что ж, прежде она все выяснит с Нат, чтобы знать… Знать!
Не обращая внимания на шофера, который что-то ей говорил, Пегги яростно рвалась вперед, не видя ничего, не разбирая дороги.
Глава 2
— Убери руку, свинья!
— Сам свинья, ты меня провоцируешь!
— Нас могут увидеть.
— Ну и что? Им бы это понравилось!
Два парня, Боб и Дидье, прятались за кучей шуб. Они украдкой тискали друг друга, позволяя себе все более смелые ласки и заливаясь довольным смехом. Лица их выражали притворное смущение.
Впрочем, у Джованни Аттилио в течение дня все открыто теребили друг друга, но скорее нежно, для забавы, не решаясь на явно страстные проявления чувств. Разве могли что-нибудь значить пальцы, перебирающие волосы друга, рука, украдкой скользнувшая к нему в брюки, или нежная записка, тайком прочитанная в жизненном центре фирмы — туалете, где завязывались и развязывались интриги. Так, флирт без продолжения.