Вдова
Шрифт:
От Перикла требовалось немногое: передать парню несколько слов, которые должны были заставить его немедленно вернуться в Париж, и попытаться увезти его из Эримопулоса так, чтобы этого не заметила девушка.
Перикл раскурил окурок — все, что осталось от небольшой черной сигары, которую он никогда не выпускал изо рта, и направил свой «остин» по ведущей в бухту ухабистой дороге. Он вез парню билет на авиарейс Афины — Париж и тысячу долларов как компенсацию за прерванную идиллию. Всю дорогу Перикл предавался размышлениям, стоит ли отдавать парню всю сумму или с него
— Что у вас там? Говорите, — эти слова Арчибальд произнес ледяным тоном.
Плохое начало! Джон Робинсон помедлил с ответом, не совсем себе представляя, как и с какой стороны подступиться к этому бетонному столбу.
— Ну вот… — начал он несколько неуверенно. — Вот… Наши дела идут не слишком хорошо.
Арчибальд оставался непроницаемым.
— Вам, конечно, известно имя кандидата, которого выдвинули демократы, — Джонни О'Брейн. До вчерашнего дня мы надеялись, что их выбор падет на Джереми Балтимора. Но они не попались на удочку.
Робинсон пытался отыскать на лице собеседника хоть какой-то намек на одобрение или хотя бы на внимание к своим словам. Но тот был неподвижен как монумент из бронзы.
— До настоящего времени, — запинаясь, продолжал Робинсон, — мы пытались обезоружить наших противников, сосредоточив все удары на имени Балтиморов. И выиграли очко! Но выдвижение Джонни О'Брейна смешало все карты. Еще немного, и избиратели забудут, что партия демократов подчинена одному-единственному клану — клану Балтиморов.
— Чего же вы хотите от меня? — нетерпеливо сказал Арчибальд.
— Я пришел просить вас о помощи.
— Если речь идет о деньгах — не рассчитывайте на это. От меня вы получили более чем достаточно.
Робинсон понимал, что при слове «доллар» Арчи сию минуту укажет ему на дверь. Поэтому он предпочел слукавить и дождаться более благоприятного момента, чтобы возобновить попытку. Он поднял руки в знак успокоения и протеста.
— Конечно нет, хотя кампания пробила огромную брешь в финансах партии. Я пришел за советом. Вы не хуже меня знаете, чем грозит стране приход к власти наших противников. Вам, в частности…
— Не беспокойтесь обо мне, — перебил Робинсона Найт, — мое будущее обеспечено.
— Я в этом не сомневаюсь, но опасаюсь за людей… за принципы… Поддерживая нас, вы всегда поддерживали свои собственные идеи, господин Найт. Нам нужен какой-нибудь крупный скандал, который окончательно подорвал бы реноме Балтиморов. И за оставшиеся до выборов три месяца мы сумели бы привлечь избирателей на свою сторону.
— Какой скандал?
Надо было продолжать, но Робинсон не решался прямо выразить свою мысль, поскольку этот скандал мог вызвать только сам Арчибальд Найт. И не чем иным — а только своей женитьбой на Пегги Сатрапулос. Только в этом случае потрясенные рядовые избиратели
— Ах, господин Найт, если бы вы претворили свой план в жизнь…
Взглянув на старца, Робинсон увидел, что его намек до Найта попросту не дошел.
— Какой такой план? — в голосе Арчибальда прозвучало нескрываемое пренебрежение.
— Вспомните. Полгода назад вы мне говорили о своей возможной помолвке с миссис Сатрапулос…
— Ну и что? — спросил Арчи, делая вид, что не понимает, куда этот болван клонит.
Ужаснувшись, что зашел слишком далеко, Робинсон попытался отступить.
— Как жаль. Это… потрясающая женщина!
Глаза Арчибальда сверкнули.
— Какая, позвольте спросить, связь между моей помолвкой и выборами?
— Никакой! Никакой! — поторопился ответить Робинсон. — Просто я порадовался бы за нее! Выйти замуж за такого человека, как вы…
Пренебрежительное выражение на лице Найта сменилось гримасой отвращения.
— Вы хотите сказать, что, выйдя замуж за старого болвана, Пегги Сатрапулос непременно скомпрометирует себя и, естественно, всю семейку Балтиморов?
Робинсон, который не краснел уже с четырнадцати лет, стал пунцовым, как помидор.
— Нет-нет! Вы меня не так поняли! Я бы никогда такого не подумал!
— Значит, я, по-вашему, просто-напросто старый осел, верно?
— Господин Найт!
— Замолчите! Вы правы, но это уж слишком. Человек, которому я плачу, осмеливается говорить такие вещи!
— Господин Найт, клянусь, я…
— Таким образом, в ваших глазах я выгляжу пугалом, вызывающим отвращение у молчаливого большинства. Не так ли?
— Прошу вас…
Робинсону в эту минуту хотелось одного: исчезнуть, испариться, никогда не появляться здесь.
— Я этого не говорил! Я думал только… полагал, что вы, возможно, женитесь… вы это говорили!
— Да, говорил. Ну что ж, я так и сделаю!
— Господи! — вырвалось у Робинсона.
— Да, да! Ведь, по-вашему, это единственный способ спасти страну. Скажите, Робинсон, между нами… Вы полагаете, что она захочет такую развалину, как я?
Робинсон заикался, жестикулировал, изворачивался. И вдруг, как актер, который предстает перед публикой после того как сыграл свою роль, Арчибальд сменил тон. Его лицо стало властным и напряженным.
— Теперь послушайте меня! Клянусь, что при малейшем слове, которое прозвучит фальшиво, мои слуги выкинут вас отсюда и вашей ноги здесь больше не будет!
Подчинившись, Робинсон принял позу, сильно напоминающую позу солдата, стоящего по стойке «смирно».
— Если вы мне ответите искренне, — продолжал Арчибальд, — у вас появятся некоторые преимущества. Я больше не шучу, постарайтесь не принимать меня за дурака! Итак…
Будь что будет, и Робинсон решил принять участие в предложенной ему игре.