Вдовец
Шрифт:
— Не обижайтесь на мой вопрос. Этот человек женат, он занимает видное положение. Вы, надеюсь, не собираетесь устраивать скандала?
— Я собираюсь только попросить его со мной встретиться, я приду, куда он скажет, можно и сюда, если вы этого потребуете.
— Не об этом речь. Живет он в Нейи, адрес вам ни к чему, потому что ни писать, ни звонить туда не следует. Может, у него ревнивая жена, которая следит за ним. Никогда ведь не знаешь в подобных случаях.
Жанте понимающе кивнул.
— Так вот. Фамилия его Бодуэн, Жак Бодуэн, он родом с севера, если не ошибаюсь, уроженец
— А я из Рубе.
— Да, знаю. Оба вы северяне. Так вот, этот Бодуэн возглавляет «Сенек», крупную фирму, производящую электронную аппаратуру, которая работает на оборону, так что Бодуэн вхож в министерство. У него филиалы в ряде районов Франции, он часто бывает за границей, особенно в США, и только неделю как вернулся из Бостона.
— Значит, он был там, когда…
— Да. И однако он в курсе дела. Мой коллега Массомбр был у него в конторе.
— Они говорили обо мне?
— Этого Массомбр мне не сказал.
— Вы по-прежнему ничего не знаете о том письме?
— Они клянутся, что никакого письма не было. Вы все еще не верите?
— Не верю.
— Ну, это ваше дело. Если будет возможность, зайдите ко мне потом. Если только вы не предпочитаете, чтобы я на днях зашел к вам.
— Милости прошу.
Это было уже нечто обнадеживающее, нечто реальное. Руки у него нисколько не дрожали, когда, придя домой, он снял трубку и набрал номер. Главная контора фирмы находилась на улице Марбеф. Это было в двух шагах от улицы Франциска Первого, а также в двух шагах от улицы Берри.
— Фирма «Сенек». Кого вам угодно?
— Простите, пожалуйста, господина Жака Бодуэна.
— Кто спрашивает?
— Бернар Жанте.
— Господин Бодуэн сейчас на совещании и до одиннадцати будет занят.
Было еще только десять. Он мог бы поработать этот час, чтобы убить время, но даже не пытался. Стоял перед окном, затем сидел в своем кресле, прислушивался к шагам Пьера там, наверху. Должно быть, тот придумал какую-то новую игру и носился взад и вперед, таская за собой что-то тяжелое.
Ровно в одиннадцать он снова набрал номер фирмы на улице Марбеф и услышал все тот же молодой, хорошо поставленный женский голос.
— Это говорит Бернар Жанте.
— Минуточку. Сейчас узнаю, кончилось ли совещание…
Он долго ждал. Он подумал было уже, что их разъединили, и собирался повесить трубку, но тут другой женский голос произнес:
— Кабинет господина Жака Бодуэна. Кто его спрашивает?
С немного насмешливой улыбкой он повторил:
— Бернар Жанте.
Не для того ли так подчеркивается значительность этого человека, чтобы дать ему почувствовать разницу между ними? Ведь для него он не более как бывший муж Жанны, вдовец, какой-то там чудак, которого он никогда в глаза не видел.
— Соединяю с господином Бодуэном.
На том конце провода кто-то кашлянул.
— Алло! Кто говорит?
И он снова, уже в третий раз, кажется, повторил, не сомневаясь, что тот превосходно знает, с кем говорит:
— Бернар Жанте.
— Да. Я вас слушаю.
— Мне хотелось бы встретиться с вами. Я звоню для того, чтобы спросить, где и когда это можно сделать.
Наступило молчание. В трубке отчетливо слышалось тяжелое дыхание.
— Вы,
— Это не заявление.
— Видите ли, я очень занят.
— Знаю. Много времени это у вас не отнимет.
— В таком случае… У меня в кабинете это неудобно. Минутку. Сейчас соображу. Знаете вы бар «Плацца»?
— Это при гостинице «Плацца» на улице Монтень?
— Да, да. Бар находится в подвале. Между тремя и половиной четвертого там никого не бывает. Хотите, сегодня в три? Погодите, я только загляну в свое расписание…
Он был там не один, в своем кабинете, и Жанте услышал, как он говорит кому-то, очевидно, секретарше, не подумав даже прикрыть трубку рукой:
— Во всяком случае, много времени это не займет. Я не дам долго морочить себе голову. Позвони-ка братьям Мортон, что наше свидание переносится на четыре. На всякий случай, скажите на полпятого. Алло! Вы слушаете, господин Жанте? Значит, договариваемся на сегодня, на три часа в баре гостиницы. Спросите у бармена…
У него было ощущение, что он успел за эти два дня сделать больше, чем за все те недели, что прошли после смерти Жанны. Все шло одно за другим без всяких помех. Ему не пришлось даже нарушать привычный распорядок дня. У него было время приготовить себе еду, позавтракать, вымыть посуду, убрать в комнатах и, наконец, умыться, надеть чистую рубашку.
На углу бульвара он сел на тот же автобус, которым несколько дней назад старая мадемуазель Кувер отправлялась в комиссариат VIII-го участка, на круглой площади Елисейских полей вышел и пошел по улице Монтень, пошел медленно, потому что приехал на пятнадцать минут раньше срока.
Он теперь много курил. Это было единственное, в чем он изменился за последние три дня. Он уже не считал, сколько выкуривает папирос и, случалось, курил одну за другой.
Его не обидело то, что г-н Жак, как мысленно он продолжал его называть, выбрал для их свидания бар ресторана. Ведь не обязательно же сделал он это, чтобы покрасоваться перед ним, он просто считал, что так им будет спокойнее.
В холле гостиницы человек в сером сюртуке, с серебряной цепью на груди и в белых перчатках вежливо и в то же время сурово спросил его:
— Что вы ищете, сударь?
— Как мне пройти в бар?
— Он сейчас закрыт.
— У меня там свидание с господином Жаком Бодуэном.
— Это в конце холла, левая лестница. Господин Бодуэн еще, кажется, не приходил.
Он шел вдоль витрин, окаймленных позолоченным металлом, по лестницам с коваными железными перилами, несколько раз поворачивал не в ту сторону, видел мельком женщин в парикмахерском салоне и, наконец, оказался в большой, прохладной комнате с низким потолком и глубокими кожаными креслами. Здесь никого не было. Легкое колебание воздуха свидетельствовало о том, что в помещении кондиционированный воздух. Где-то в глубине, за полуоткрытой дверью, слышался звон вилок. Он несколько раз кашлянул, чтобы дать знать о своем присутствии. Явился официант в белой курточке, молоденький блондин, очевидно, заменявший бармена в часы закрытия. Он что-то жевал. По-французски он говорил с заметным скандинавским акцентом: