Вдовы по четвергам

Пиньейро Клаудиа

— Давай, ничего с тобой не будет! — кричит ей Хуани снизу.

Она нерешительно раскачивается туда-сюда.

— Давай, я тебя жду.

И Ромина прыгает. Она летит по воздуху, и ей впервые после переезда из провинции Корьентес становится легко-легко. Она падает на песок и ударяется ногой. Хуани помогает ей подняться.

— Больно? — спрашивает он.

— Нет, — отвечает она и смеется.

— Как тебя зовут?

— Рамона, — выводит она на песке.

Глава 12

Стоять на входе, у первой лунки, и смотреть на вроде бы без конца и края расстилающуюся зелень — одна из тех привилегий, которую мы, живущие в Лос-Альтосе, иногда недостаточно ценим. До тех пор пока не утратим ее. Человек привыкает ко всему, даже к чуду. Многие из нас месяцами не прогуливаются по полю около хотя бы одной из восемнадцати лунок, будто совсем не важно, что они там есть — в нескольких метрах от дома и в полном нашем распоряжении. Не нужно быть гольфистом, чтобы наслаждаться естественной красотой. Естественной —

потому что это луг, деревья и водоемы. Но и не вполне естественной — потому что этот пейзаж не существовал до нашего прихода. Раньше здесь было болото. Площадку спроектировал инженер Перес Эчеверриа, известный своей площадкой для гольфа в южной зоне. Говорят, что план он составил, совершая на вертолете облет рощи, которую потом вырубили. Сейчас невозможно представить, что на месте наших зеленых лужаек когда-то было болото. Сейчас здесь растут деревья, специально привезенные из нескольких питомников. Кусты высаживали с учетом требований ландшафтного дизайна, раз в сезон их подновляют, а каждую неделю подстригают. По ночам включается автоматическая система полива. Применяются удобрения, гербициды и пестициды. А вот ручей у лунки номер пятнадцать тек и раньше. Но мы его очистили. Теперь, благодаря обработке воды и специальным водорослям, которые насыщают экосистему кислородом, ручей стал сине-зеленым. Но рыбы, обитавшие там раньше, до очистки, исчезли. Это были рыбы без названия, какие-то черные карасики. На их место мы заселили оранжевых рыбок, они расплодились и теперь стали настоящими хозяевами ручья. А еще нутрии и утки. Хотя в последние годы уток и нутрий становится все меньше. Говорят, будто кто-то на них охотится. Для того чтобы потом съесть. Но это маловероятно. Обслуживающий персонал, садовники, кэдди, что подносят клюшки для гольфа, и прочие, даже если бы и решились на такое, все равно не смогли бы пронести свою добычу мимо охраны. Как-то раз поймали одного кэдди, который перекинул убитую утку через стену своей жене. Он сказал, что эту птицу случайно сбили сильным ударом мяча у лунки номер четыре. Конечно, ему никто не поверил — женщина, стоявшая по другую сторону ограды, только что кастрюлю с собой не притащила. Комитет по гольфу и комиссия по охране окружающей среды вместе завели на него дело.

Наши озера на самом деле — сохранившиеся остатки того самого болота. Но никто об этом не задумывается. Площадки для гольфа без водоемов не бывает. Чтобы избежать подтопления, с помощью системы насосов воду из болота отвели в каналы и затем по сложной системе труб вывели за пределы поселка. Иногда муниципальные власти жаловались, что теперь в Санта-Мария-де-лос-Тигреситос начались проблемы с водой, но потом провели несколько встреч между их администрацией и нашей и как-то проблему решили. Это ведь все равно что обвинять Кордобу в затоплении Санта-Фе.

Надо было провести кое-какие работы, больших денег не требовавшие. Последним новшеством на площадке для гольфа стали биотуалеты, которые появились, как только женщины тоже начали играть в гольф. Мужчина может справить нужду где угодно: за деревом, за кустами, иногда даже прямо на поле для гольфа. А женщина — нет.

Газон на поле для гольфа сеют заново каждый год. Не всякий клуб может этим похвастаться. Обычно там обновляют лишь траву около лунок. А тут грины засевают сортом pencross, а фэйрвеи — газонной травой.

В общей сложности, если суммировать стоимость оборудования, зарплату персонала, системы дренажа и орошения, содержание поля для гольфа окажется одной из основных расходных статей в нашем поселке. Теннисистам это не нравится. Возник небольшой конфликт между любителями двух этих видов спорта. Говорили, что на гольф расходы гораздо выше, чем на теннис, а платят все поровну. Но поле для гольфа — нечто большее, чем спортивная площадка. Жители поселка могут прогуливаться по газону, выпивать в беседке у лунки номер девять, наслаждаясь великолепным видом, слушать музыку и любоваться закатом у лунки номер пятнадцать, устраивать фотоохоту и снимать самых разных птиц. Комиссия по охране окружающей среды проделала большую работу, и теперь у каждой лунки стоит деревянная табличка с фотографиями и описаниями тех птиц, которых можно тут увидеть. Известно также, что кроме эстетического удовольствия площадка для гольфа приносит и немалую экономическую выгоду. Стоимость дома находится в прямой зависимости — процентное отношение определить трудно, но оно, безусловно, значительное — от близости и удобства доступа к площадке для гольфа, и тот же дом, но в другом поселке, без площадки, не стоил бы таких денег.

Когда-то игра в гольф была элитарным занятием. В других странах она такой и остается. Но в Аргентине все иначе. Это дорого, но мало-помалу разрыв между слоями общества стирается, и «дорогое» и «элитарное» — больше не синонимы. В баре гольф-клуба висят деревянные таблички с именами тех, кто в разные годы становился чемпионом. И по этим фамилиям видно, как со временем гольф переставал быть забавой исключительно аристократов. В 1975 году турнир выиграл Менендес-Бейти. В 1985-м — Макалистер. А в 1995-м — Гарсиа. И не какой-нибудь Гарсиа Морено. Или Гарсиа Линч. Или Гарсиа Ньето. Просто Гарсиа. Каждую среду на площадке толпятся японцы. По четвергам поле сдают для корпоративных мероприятий. Когда звонят корейцы, стартеру велено говорить, что мест нет, или до небес задирать сумму green fee (экологического сбора), которую должен

внести тот, кто не является членом клуба, чтобы играть на нашем поле для гольфа. Говорят, корейцев вообще не очень любят пускать в гольф-клубы, и не только в наш. Другие игроки жалуются, что те слишком кричат, дерутся, размахивают клюшками, ставят на кон огромные суммы, из-за чего разгораются страшные скандалы. Но задолго до корейцев, еще в начале девяностых, стало очевидно, что гольф — больше не спорт для джентльменов. С каждым разом все меньше игроков вспоминает о футболках с отложным воротником и брюках со стрелками. Некоторые члены клуба тоже кричат. А есть женщины, которые хотят играть в обтягивающих майках. Случается, игроки в ярости ломают клюшки, потому что на последней лунке их обошли на один удар. Есть такие, кто играет очень медленно и не пропускает остальных, а другой в свою очередь может начать кричать, угрожать и даже кинуть в того мячом. Некоторые не показывают счетные карточки, в которых отмечено больше ударов, чем им бы хотелось, чтобы сохранить свой уровень «гандикапа». Таким гольфистам не важно, хорошо или плохо они играют, лишь бы сохранить «гандикап» в десять ударов или меньше. А другие, наоборот, не предъявляют счетных карточек с маленьким количеством ударов, чтобы иметь большой «гандикап» и затем получить преимущество на турнирах. В общем, с каждым разом все больше членов клуба мухлюют со счетными карточками. Почти все. Но Мариано Лепера сделал нечто из ряда вон выходящее. На чемпионате клуба он загнал мяч в лунку с первого удара — и отказался от этого, чтобы не угощать всех остальных шампанским. Он ударил по мячу у лунки номер шесть, и тот, описав правильную дугу, упал на траву, три раза перевернулся и закатился в лунку, помеченную флагом. Всего лишь с одного удара. Больше ничего не требовалось. На любом поле для гольфа в любой стране мира согласно этикету и своду неписаных правил тот, кто загнал мяч в лунку с одного удара, должен оплатить выпивку для всех, кто в данный момент находится на поле. Обычно это шампанское, иногда виски. Для всех — с первой и до восемнадцатой лунки. Мариано Лепера спросил у стартера, сколько игроков сейчас на поле, и произвел быстрый подсчет: сто двадцать игроков, в среднем по пять песо на каждого — итого шестьсот песо.

— Я столько ни за что платить не буду, — сказал он и ушел раньше, чем кто-нибудь успел напомнить ему про его долг.

Так не делают. Точнее, не делали. Ничего не случилось, санкций не было, но это не по-джентльменски. Кроме того, существует специальная страховка на случай попадания с одного удара. Ее делают в каждом страховом агентстве. Многим из нас предлагают ее оформить, когда мы приходим застраховать дом. От пожара, воровства и лунки с одного удара — выходит лишь на несколько сентаво в месяц дороже. То есть страховка от конкретного несчастного случая. Хотя случай это скорее счастливый, потому что тот, кто сможет послать мяч за сто пятьдесят ярдов точно в лунку, — настоящий везунчик. Не зря в нашей стране есть даже специальная книга, где регистрируют всех, кому посчастливилось сделать такое. Но большинство предпочитает записываться в регистр Соединенных Штатов, чтобы выйти на международный уровень. Небольшая формальность — отправить письмо, заполнить формуляры. Но не застраховаться, а потом сделать вид, что ничего не произошло, — это жульничество. В жизни очень мало шансов попасть в лунку с одного удара, но шансов остаться джентльменом — еще меньше.

Глава 13

Когда меня впервые вызвали в школу к Хуани, в Lakelands, я испытала настоящий шок. В красном конверте между приглашением на праздник, посвященный Дню флага, и табелем было вложено официальное уведомление на бланке. Герб Lakelands — щит и четыре английских слова вокруг него. Я никак не могла запомнить, какие именно это были слова. In God we Trust, [14] — говорил Рони и даже не смеялся над своей шуткой.

14

«Мы верим в бога» (англ.) — надпись на долларах США.

«Уважаемые родители, приглашаем вас в понедельник, 15 июня, в 9 часов в кабинет директора школы, для того чтобы поговорить о (пустая строка заполнена от руки) Хуане Игнасио Геваре». Хуани. Никогда раньше меня не вызывали так официально для разговора о моем сыне. Я заволновалась. Хуани учился в пятом классе. Уведомление подписали директор и детский психолог.

Вызов я получила в пятницу. И все выходные места себе не находила. Я не могла понять, о чем они собираются со мной говорить. Спросила у Хуани. Он тоже понятия не имел. Он не хулиганил на переменах, к директору его не вызывали, и записей о плохом поведении в дневнике тоже не было. Я гонялась за сыном по всему дому:

— А ты ни с кем не подрался? Не выражался неприличными словами?

Даже ворвалась в ванную, пока он принимал душ, и все продолжала задавать вопросы.

— Хватит, мама.

В конце концов я довела его до слез. Позвонила одной своей подруге узнать, не получила ли она такую же бумагу. Но нет, никто ее не вызывал. Позвонила второй подруге. Она тоже ничего не получала. Больше я решила никому не звонить, не хотела, чтобы все вокруг были в курсе сама толком не знаю чего. Но все равно остальные об этом узнали — за игрой в теннис, пока мы менялись сторонами корта, Мариана Андраде спросила: