Вдовы по четвергам
Шрифт:
— А если он не продается, то зачем вы мне его показываете?
— Нет… Да… Он продается, то есть продавался, Кавиро-старший обратился в наше агентство пару месяцев назад, так что лучше мне уточнить.
— Если он обратился в агентство недвижимости, значит, участок продается.
В других местах так бы оно и было, но только не в Лос-Альтосе. Здесь приучаешься мыслить гораздо гибче. Иногда тебя убеждают в желании продать дом или участок, а потом вдруг появляется сын, который просит его для себя, или хозяевам вдруг становится неловко за продажу перед соседями, или кто-то не может договориться с собственной женой. А расхлебывать все приходится агентству недвижимости. Или в данном случае — мне, Вирхинии Геваре, или Мави Геваре — это мой рабочий псевдоним. Некоторые выставляют свой дом или участок на продажу лишь для того, чтобы узнать, сколько они сейчас стоят, понять, насколько выросла цена с момента покупки, потому что им мало обычной условной оценки, они хотят увидеть живых людей, которые желают приобрести
— Я хочу этот участок, — повторил Тано.
— Попробую вам помочь, — так, помню, я ему ответила.
— Не подведите меня, — сказал он спокойно, но твердо, и его голос поразил меня не меньше, чем каблуки, проваливающиеся в землю, — его жену.
Я не знала, что ответить. Тано вел себя так, будто уже приставил свою шпагу к горлу поверженного врага.
— Я хочу этот участок.
Я колебалась еще секунду, всего лишь секунду, а потом на меня словно нашло затмение, и я услышала собственный голос:
— Можете быть уверены — он станет вашим.
Это не было сказано из вежливости, не было расплывчатым обещанием, как не имело ничего общего и с моими реальными возможностями. Совсем наоборот. Я была абсолютно уверена, что человек, стоявший передо мной, Тано Скалья, с которым я только что познакомилась, всегда получает от жизни то, что хочет.
И от смерти тоже.
Глава 6
Автомобиль остановился перед шлагбаумом. Эрнесто опустил окно, впервые провел своей магнитной карточкой перед считывающим устройством — и шлагбаум поднялся. Дежурный охранник поздоровался с ними и улыбнулся. Девочка смотрела на него со своего сиденья. Охранник помахал рукой у окошка, но девочка не ответила. Мариана тоже опустила свое стекло и вдохнула полной грудью, словно это был лучший воздух в мире. Он был не таким сладким, как два года назад, когда она впервые появилась в Лос-Альтосе. Тогда они заезжали через другие ворота, для посетителей. И стояла весна, а не осень, как сегодня. И прежде чем их пропустили, у нее записали номер документа. И еще продержали больше пятнадцати минут, потому что никак не могли найти того, кто мог бы разрешить им заехать. В тот день они ехали на асадо [4] к одному из клиентов Эрнесто. Ее муж оказал тому большую услугу, помог заключить сделку, которая иначе бы не состоялась. Оказать такую услугу — все равно что ссудить деньгами, считал Эрнесто. Особенно если в результате твой должник заработал кучу денег. Тогда они и решили, что именно в Лос-Альтосе хотят жить, когда у них появятся дети. И сейчас дети у них есть. Двое, правда, они хотели одного, но надо было или брать двоих, или опять ждать. А у Марианы уже не осталось сил на новые ожидания. С тех пор как судья отдал им детей, прошло чуть больше месяца, и ее ожидания закончились. Они уже готовы были купить ребенка в Чако, [5] им рассказывали об одной акушерке, которая может это устроить. Но, к счастью, у Эрнесто появился еще один клиент, и тот был знаком с нужным судьей, так что дело пошло на лад.
4
Асадо — поджаренное на углях мясо.
5
Чако — одна из северных провинций Аргентины.
Машина медленно катилась по аллее вокруг площадки для гольфа. Улицы в Лос-Альтосе были красно-желтого цвета. Ни одна картина самого лучшего художника в мире не может сравниться с тем, что они видят сейчас в окне, подумала Мариана. Красные ликвидамбары, желтые гингко билоба, красновато-коричневые каменные дубы. Рядом с девочкой в своем креслице спал Педро. Девочка почувствовала, что из-за открытого окна стало холодновато, и получше укутала малыша в одеяльце. Она поджала под себя ноги и натянула на них свою новую юбку. В окно она увидела табличку с надписью «Осторожно, дети. Скорость не выше двадцати километров в час», но ничего не поняла, потому что не умела читать.
Мариана отвлеклась от пейзажа за окном и посмотрела на детей в зеркало заднего вида, притворившись, будто поправляет прическу, потом задумалась о том, какими будут отношения между братом и сестрой, которых едва знала. Имя мальчику они с Эрнесто придумали давно, еще когда были женихом и невестой. Девочку звали Рамона. Мариана не могла себе представить, чтобы кто-то в наши дни так назвал ребенка. Рамоной могли именовать что угодно, только не девочку. За годы, пока она лечилась, а затем ждала, ей в голову приходило множество вариантов: Камилла, Виктория, София, Дельфина, Валентина, даже Инес — так звали ее бабушку по отцовской линии. Но у девочки уже было собственное имя. И судья не позволил его менять. Поэтому Мариана придумала, что будет звать девочку Роминой, не спрашивая ни у кого разрешения, словно это вариант произношения Рамоны, и не более того. К счастью, девочка не смогла назвать судье имени младенца, если, конечно, оно у него вообще было,
Антония встречала их у дверей, она как раз закончила расставлять в вазе цветы, присланные Вирхинией Геварой. Вазу она поставила в центре нового деревянного стола. На горничной была голубая униформа с белыми кружевными манжетами. Совсем новая, ведь когда они жили в Палермо, и речи не было ни о какой униформе. И кровати она тоже не застилала. Но после переезда и появления детей ей пришлось согласиться с изменениями, иначе она осталась бы без работы. На въезде была гравийная дорожка, звук камней под колесами автомобиля напоминал шум дождя, и девочка вздрогнула. Выглянула в окно, но там светило солнце. «Это идет дождь из невидимых камней», — решила она. Мариана вышла из автомобиля первой. Она подошла к Антонии и передала ей коробку и сумку с кое-какой одеждой, которую забыли захватить вчера при переезде. Затем она быстро подошла к машине, открыла заднюю дверь и отсоединила ремень безопасности, которым малыш был пристегнут к детскому креслу. Девочка смотрела, как эта женщина берет на руки ее брата. Мариана сказала что-то вроде «Иди сюда, мой маленький» и вынула его из машины. Одеяльце упало на каменную дорожку.
— Видишь, Антония, какой у нас Педро сегодня красивый?
Антония кивнула.
— Иди, приготовь ему бутылочку с молоком, должно быть, он умирает от голода!
Антония ушла обратно в дом и унесла сумку и коробку. Мариана с Педро на руках посмотрела на машину, будто что-то искала.
— Эрнесто? — позвала она, и тот выглянул из-за багажника, держа в руках теннисные ракетки и чехол для детской коляски.
И вместе они вошли в дом. Девочка видела, как дверь за ними закрылась. Она разглядывала дом через тонированное стекло. Он казался ей самым прекрасным домом на земле. Будто сделан из молока и меда, как в сказке, которую однажды ей рассказали в церкви в ее родном городе Каа-Кати. Она хотела выйти из машины и пробежаться по траве, мягкой, словно ковер, но не могла, потому что не знала, как отстегнуть ремень безопасности. Попробовала, но ничего не вышло, и она испугалась. Вдруг что-нибудь сломает и за это ее побьют, а ей не хотелось, чтобы ее били.
Прошло немного времени. Девочка смотрела из машины на улицу. Мимо прошли сеньора с собакой на поводке, горничная в таком же платье, как у Антонии, с ребенком в коляске, проехали парень на велосипеде и девочка на роликах. Она подумала, что, может, тоже однажды покатается на таких коньках. Она никогда не видела их вблизи, да и девочка проехала слишком быстро — не разглядеть. Но ролики были розовыми, это она успела заметить. Ее любимый цвет.
Дверь дома открылась, и показалась Антония. Подошла к машине.
— А ты что здесь сидишь? Иди, иди, — повторяла она, неуклюже пытаясь отстегнуть ремень, она тоже не очень-то умела это делать.
Затем она взяла девочку за руку и повела в дом. В ее новый дом.
В следующий понедельник после переезда девочка должна была пойти в школу. Прежде она ни в какую школу не ходила. В Lakelands, английской школе, куда Мариана и Эрнесто всегда мечтали отдать своего ребенка, ее записали в первый класс, хотя она раньше никогда не занималась языком. Говоря о языке, они имели в виду английский. Девочке будет нелегко. Занятия начались уже два месяца назад. Директриса сказала: для того чтобы нагнать остальных детей, придется действовать совместно, с одной стороны, девочке в классе уделят особое внимание, чтобы она приобрела такие же english skills, [6] какие есть у ее товарищей, а с другой стороны, Мариана должна будет организовать дополнительные занятия. Речь шла не о частном учителе, а о coach, репетиторе. Мариана согласилась. В любом случае попробовать стоило. Ведь Педро все равно будет посещать Lakelands с двух лет, как любой нормальный ребенок. А с практической точки зрения будет лучше, если они с девочкой пойдут в одну школу.
6
Навыки английской речи (англ.).
У Марианы не было особых иллюзий насчет того, как пройдут первые уроки у Ромины. Она научилась не ждать от жизни слишком многого, чтобы потом не впадать в отчаяние. Сколько лет, лечась от бесплодия, она каждый месяц шла в туалет, боясь, что произойдет то, что неизбежно и происходило. Регулярные месячные, которые она уже просто ненавидела. Пока наконец в Соединенных Штатах ей не поставили диагноз: «пустые яичники, полная неспособность к зачатию», и она поблагодарила их за искренность. Так что с девочкой она решила вести себя точно так же: не питать особых иллюзий, заранее настроиться на то, что все пойдет плохо, чтобы потом лишний раз не огорчаться. Но когда настал тот день, она поняла, что на самом деле сильно нервничает. Она все подготовила с вечера, сама погладила форму, убедившись, что складки на юбке лежат абсолютно симметрично, и положила свежевыглаженную одежду на стул. Белую рубашку, голубой пуловер с красно-зеленым узором и юбку в шотландскую клетку. Девочка уже спала. Ее черные волосы блестели в слабом свете ночника.