Вдовы (сборник)
Шрифт:
— Когда точно? — спросил Боулз.
— Где-то в пятницу после полудня. Поэтому я не хочу, чтобы вы были здесь в пятницу вечером.
— Именно в это время вы планируете?..
— Я думаю, что было бы хорошо, если бы вас в пятницу вечером не было дома.
— Мы говорим о ближайшей пятнице, верно?
— Да, восемнадцатого, — сказал Эндрю и в подтверждение кивнул.
— Ну хорошо, я думаю, что у меня найдутся на этот уик-энд дела в Майами.
— Хорошо. Уезжайте в Майами. Сделайте так, чтобы кто-нибудь знал, как с вами связаться.
— Я поставлю в известность Эмму.
Эндрю
— О... — промолвил Боулз. — Ну, я... ах...
Оба были потрясены мыслью о том, что это событие должно произойти. Ведь Эмму надо было убить.
— ...сделаю так, чтобы мой секретарь знала, где я остановлюсь. В случае... ах... если кому-то потребуется связаться со мной.
— Поезжайте один, — сказал Эндрю.
— Что?
— Не берите с собой любовницу.
— Что?
— Оставьте вашу драгоценную Лидди дома. Вам не нужен в Майами ваш маленький солнечный лучик. А теперь слушайте, и слушайте внимательно, потому что мы говорим об этом в последний раз. Я подожду, пока вы не приедете, пока полицейские будут с вами разбираться. Буду ждать вашего звонка. Затем я встречу вас у платного ящика, и мы вместе его откроем.
— Я все еще не хочу, чтобы вы вскрывали сейф.
— Вы хотите защиты для себя или нет?
— Это просто...
— Если это будет выглядеть как убийство при ограблении, то вы будете вне подозрений.
— Я просто думаю, что встреча с вами после всего этого будет рискованной. Это в случае, если за мной будут следить.
— Послушайте, вам не удастся обеспечить решение обеих задач, — сказал Эндрю, повысив голос. — Или вы доверяете мне, или...
— Шшшш, шшш, — сказал Боулз и бросил взгляд на пару, сидевшую у двери.
— Если бы вы доверяли мне, — прошептал Эндрю, — то тогда все было бы проще. Я оставил бы все ваши драгоценности в ящике и уехал из города в ту же ночь, еще до того, как полиция узнает, что кто-то в городе убит!
— Шшшш, не надо, — снова вмешался Боулз.
— Но вы хотите быть уверенным, что я не надую вас с кучей барахла из вашего сейфа...
— Ну, нет, но...
— ...что в общем-то естественно. Я сделал бы то же самое. Скажите мне только, где вы хотите, чтобы я сложил все это. Скажите мне, где имеются такие платные ящики. Укажите любое место, где имеются ящики, и я сложу там этот хлам и встречу вас с ключом, как только вы мне позвоните.
Боулз несколько мгновений думал, а затем сказал:
— Мейфейр-Билдинг. Там есть вертолеты, которые летают оттуда в аэропорт Франклина. Вы можете улететь оттуда сразу после завершения дела. Платные ящики находятся на сорок шестом этаже.
— Хорошо, — проговорил Эндрю, — у вас есть мой номер телефона. Я буду ждать вашего звонка. Вы мне позвоните после того, как будете уверены, что полицейские отстали от вас.
Идея была в том, чтобы представить ее женщиной, которая может свести мужчину с ума. Сама по себе попытка представить эту самую Дорис Франчески, или Френки, как ее настойчиво называл Эддисон, в качестве женщины, была большой натяжкой. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, но Эддисон пытался убедить окружающих, что похотливые и сладострастные мысли о ней легко могут довести любого мужчину до тюрьмы. Замысел заключался в том, чтобы представить ее эдакой роковой женщиной, подчеркнуть ее женское коварство по отношению к мужчинам. Она в это время сидела на свидетельском месте, закидывала в волнении ногу на ногу и тут же возвращала их в исходное положение. У нее были длинные, прекрасные ноги.
На Френки была короткая, узкая черная кожаная юбка, черные колготки, черные сапоги на высоких каблуках и красная шелковая блузка в обтяжку. Она вся светилась юностью. Каждый раз, когда она меняла позу, присяжные позволяли себе бросить украдкой взгляд на ее ноги и соблазнительно облегающую коротенькую юбку. Ее длинные черные волосы были под стать черной юбке и черным колготкам. Они каскадом струились вокруг ее белого лица, на котором выделялись темные глаза. Полные и чувственные губы были подкрашены губной помадой под цвет блузы. Можно представить, как Доминик Ассанти впивался в эти губы и пьянел от воспоминаний о том, что они вытворяли у нее в прихожей.
Рассматривая ее, Луиза Карелла размышляла о том, что, если бы ее дочь посмела так одеться, в свои шестнадцать лет, она бы разбила ей голову. А что касается Анджелы, которая сидела рядом с матерью, то она думала, что после рождения двойняшек никогда не сможет так выглядеть, если, конечно, вообще когда-нибудь так выглядела. Карелла надеялся, что одетая как проститутка с Айнсли-авеню Френки не будет способствовать успеху Эддисона в этом деле. Очень надеялся.
— Можете вы сказать нам, — спросил Эддисон, — в какое время вы и мистер Ассанти были в прихожей вашей квартиры?
— Это было где-то между без четверти девять и двадцатью минутами десятого.
— Что вы делали в этот период времени, вы помните?
— Да, — ответила Френки.
— Расскажите нам, — попросил Эддисон и сделал широкий жест рукой в сторону присяжных, приглашая их слушать очередное свидетельское показание. Девять присяжных, — трое белых, четверо черных и двое испанцев, — вне зависимости от расы, вероисповедания и цвета кожи строили ей глазки. Три женщины, тоже присяжные, внимательно ее рассматривали, но Бог его знает, о чем они при этом думали.
— Мы обнимались, — ответила она.
— Под объятиями вы имеете в виду?.. Давайте по-другому. Френки, расскажите нам, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы целовались?
— Ну, знаете. Целовались.
— Занимались ли вы еще чем-нибудь, кроме поцелуев?
— Да.
— Чем же вы занимались?
— Ну, возбуждали друг друга.
— Как вы это понимаете?
— Ну, вы сами знаете.
— Если это не раздражает вас, то не могли бы вы сказать точно, что вы понимаете под словом "возбуждение"?
— Я думаю, что это будет меня раздражать.
— В этом случае я снимаю свой вопрос. Как я понимаю, вы целовались и возбуждали друг друга в прихожей вашей квартиры в течение по меньшей мере сорока минут.
— Да.
— Что произошло потом?
— Мой отец позвал меня наверх, и мы расстались.
— Куда пошел мистер Ассанти?
— Домой.
— Как вы могли бы описать его состояние в тот момент?
— В какой момент?
— Когда он расстался с вами.
— Я думаю, что он был возбужден.