Вечер в Домжуре

Я, слушатель отделения журналистики высшей комсомольской школы, жил в одной комнате с эстонцем Пеетером Грассом. За несколько месяцев сдружились. Оба любили ударить по пиву. Не пропускали ни единого шанса пропустить занятия. Не пропустили ни одного матча сборной СССР по хоккею. Терпеть не могли демагогов. Независимо друг от друга подружились со слушателями с Кубы. Любили блеснуть друг перед другом ненормативной лексикой. В ближайшие после получения стипендии выходные традиционно посещали один из московских ресторанов: «Прага», «Риони», «Узбекистан». Адрес очередного выхода

И вот мы в Домжуре. На первом этаже у шахматного столика с кем-то оживленно разговаривал известный артист Куравлев. Увидев его, Грасс почувствовал себя вроде участником светской тусовки: подобрал наметившийся животик, выпятил грудь.

А вот и свободный столик в ресторане. Право выбора выпивки и снеди эстонец доверил мне. Я, как обычно в Домжуре, заказал фирменные блюда: салат из овощей, жюльен из шампиньонов, мясо по-суворовски. Ну и, безусловно, бутылочку запотевшей «Столичной».

Пока мы справлялись с заказом, ресторан постепенно заполнялся. Появились ведущие журналисты страны, у которых я проходил практику, кто читал в ВКШ лекции: Познер с платочком вместо галстука; Бочаров, как всегда и везде в джинсовом костюме; спортивный, подтянутый Рост с фотоаппаратом.

Разлив по последней, решили закурить и подаваться домой. Но планы наши резко изменились. Подошла пожилая официантка и попросила у нас разрешения подсадить за наш столик трех посетителей, которым не хватило мест. Мы не возражали.

Тут же места рядом с нами заняли двое пожилых мужчин и молодая девушка. Я поднялся со стула. Представился:

– Валерий.

То же самое хотел повторить и Пеетер, но зацепил рукавом рюмку. Ее содержимое выплеснулось на скатерть и костюм моего друга. От неожиданности он выругался по-эстонски. Смутился своей неловкости и представился:

– Пеетер.

Не знаю, что меня сподвигло на дальнейший ход событий.

– Угораздило же меня связаться с этим шведом, – подмигнув другу, скривился я. – Это сын советника шведского посольства. Сегодня меняем уже третий ресторан. Пьет, как сапожник.

Здесь появилась официантка и приняла заказ у наших новых знакомых. Я допил последнюю рюмку:

– Ну, всего вам хорошего. Нам пора.

– Валерий, останьтесь, – вдруг попросил полный мужчина. – Нам было бы интересно поговорить с вашим протеже.

– Мы бы не против, – ответил я, – но спустили уже весь лимит башлей на сегодняшний день.

– Неважно, – заявил толстяк. – Это наша проблема.

Я, как бы советуясь с Пеетером, обратился к нему на тарабарском языке из известных мне эстонских и на ходу придуманных слов. Пеетер ответил что-то по-эстонски, обратно присаживаясь к столу.

– Он согласен, – сообщил я новым знакомым.

Минут через пятнадцать наш столик с удовольствием выпивал и закусывал.

Я дал полную волю фантазии, якобы переводя речь новоявленного шведа. Пришлось озвучивать на ходу сочиняемую легенду: кто мы, наши родители, чем занимаемся, что любим, что ненавидим. Богатство и бедность, добро и зло, отцы и дети, женщины – вот далеко не полный перечень тематики нашего разговора. Я даже удружил Пеетеру через неделю свадьбу с москвичкой.

Разговор чередовался тостами и обильной закуской. Все это дало себя знать. Я извинился и вышел в туалет.

Вернувшись за столик, продолжил игру. И чем дольше это продолжалось, тем все больше я чувствовал какую-то недосказанность, фальшь, растерянность.

И вдруг Пеетер повернулся ко мне, виновато улыбнулся:

– Кончай, Валера, трепаться. Когда ты вышел, я все рассказал.

За столиком раздался дружный откровенный смех. А я сидел ошарашенный, словно лом проглотил

Окончание этой истории случилось спустя четыре месяца. Я сдавал очередной экзамен «теория журналистики». Его принимал преподаватель из академии общественных наук.

Зайдя в аудиторию, я опешил – за столом сидел толстяк из Домжура.

«Хана», – подумал я, – «Завалит». Но другого выхода не было. Я не изменился в лице, спокойно взял билет и сел за стол готовиться к ответу. А тем временем преподаватель все чаще стал посматривать в мою сторону.

Отвечая на вопросы, думал об одном: «Узнает».

Пряча в карман зачетку с твердо заработанной «четверкой», я пошел к выходу.

– Молодой человек, – остановил меня голос толстяка. – Мы не могли где-либо встречаться?

Очень уж знакомо мне ваше лицо.

Я обернулся к нему, мучительно раздумывая, говорить ли правду? Помимо своей воли произнес только одно слово:

– Домжур.

Толстяк на секунду задумался и неожиданно разразился заливистым смехом:

– Теперь я вас никогда не забуду.

Заветная мечта старших классов – стать журналистом. Осуществляя ее, закончил курсы молодых журналистов при городской газете. Однако поступить на журналистику в ВУЗ практически не было никаких шансов. Конкурсы – от 21 до 35 человек на место. А потому решил поступать на филфак Днепропетровского университета. К экзаменам подготовился, на мой взгляд, достаточно, чтобы набрать заветные баллы.

Вначале все шло по плану: сочинение – отлично, русский устный – отлично, французский – отлично. Оставалось сдать экзамен по истории, набрав минимум трояк. А проходной балл – 18. Что и требовалось доказать.

Но не напрасно говорят: человек предполагает, а Бог располагает.

В экзаменационную аудиторию зашел одним из первых, чтобы занять место в задних рядах готовящихся. Сдав молодому преподавателю зачетку, взял билет. Мельком заглянув в него, успокоился: татаро-монгольское нашествие. Как говорится, вопрос для дураков.

Взял чистый проштемпелеванный лист бумаги для записей и устроился сзади, рядом с симпатичной девушкой. Что-то записывать не было нужды. Рассказ о покорении азиатами древних славянских княжеств просто отскакивал в моей голове от языка. И вдруг…

Я со страхом понял, что нагрузки при подготовке, сдаче экзаменов дали себя знать.

Я напрочь забыл даты – не то, что годы, – века. Как быть? Оставался один выход: обратиться за помощью к симпатичной соседке.

Я так и поступил. Девушка кивнула – помогу. И попросила вполголоса: «Отвернись». Теперь в ответ кивнул я. И отвернулся от соседки. Здесь же в голову пришла глупая мысль: зачем она попросила отвернуться? И я нарушил данное слово – посмотрел на девушку. А та приподняла юбчонку так, что стали видны трусики. Ее симпатичные ножки были густо исписаны историческими датами. Среди них она и искала ответ на мой вопрос.