Вечерняя звезда
Шрифт:
Хуанита жила в Штатах нелегально, но не слишком печалилась об этом. Иммиграционная полиция, казалось, не собиралась охотиться за ней или за такими же, как она, красавицами.
Джерри продолжал заезжать. Он даже начал нравиться ей, хотя слушать его было скучновато. Однажды она призналась ему, что мечтает жить в Лос-Анджелесе. Она учила английский по журналам о кинозвездах, и ей ужасно хотелось переехать в Эл-Эй. Джерри был симпатичный парень, и Хуанита сразу поняла, что, скорее всего, он появляется в баре не затем, чтобы есть тамали, которые у них готовили превосходно, а чтобы смотреть на нее. Он был похож на человека, который мог бы уехать отсюда. Кто знает, а вдруг она понравится ему и он заберет ее с собой, если даже не в сам Лос-Анджелес, то куда-нибудь еще? Хуаните хотелось надеяться, что это мог бы быть, например, Феникс или
Конечно, ее дружок Луис предлагал отвезти ее в Эл-Эй, но Хуанита не соглашалась. Луис работал официантом в гриль-баре на автостанции и тоже находился в Штатах нелегально. Хуанита почти окончательно решила, что не поедет с ним в Калифорнию. Даже если он накопит денег на автобус, они никогда не доберутся туда — за два квартала было видно, что за тип этот Луис. Иммиграционная полиция уже дважды высылала его обратно в Мексику.
К счастью, он работал подряд по две смены в гриль-баре и чаще всего был занят. Он ужасно влюбился в нее, и в выходные ему нравилось прятаться где-нибудь в ее баре и подглядывать за ней. Он хотел посмотреть, не заигрывает ли она с посетителями. Стоило ей полюбезничать с кем-нибудь из посетителей, особенно с мужчинами, на очередном свидании он устраивал ей жуткие скандалы. Ему хотелось, чтобы Хуанита принадлежала одному ему, и когда он видел, что она ведет себя с кем-нибудь из посетителей любезнее обычного, он грозился убить их обоих. Пару раз у нее в баре он настолько выходил из себя, глядя, как она разговаривает с посетителями, что не мог удержаться — он стал угрожать парням, которых видел впервые в жизни, пригрозил Хуаните и даже владельцу бара. А однажды он выхватил нож и стал трясти им перед носом какого-то чернокожего. Владелец бара вызвал полицию, но Луис успел слинять. Поймай они его, его снова выслали бы в Мексику.
Хуанита не придавала большого значения тому, что Луис так страстно полюбил ее. Иногда ей это даже нравилось, однако это не означало, что она собирается уехать с ним в Лос-Анджелес. Ей приятно было думать, что ей хватает здравого смысла не делать этого. А вот этот приятный, тихий американо, который появляется в баре каждые два-три дня, похоже, был хорошим вариантом. Как-то вечером она сама набралась храбрости и спросила его, не хочет ли он потанцевать. Может быть, он был чересчур застенчив, чтобы пригласить ее, или считал, что она слишком молоденькая. Он слегка растерялся, когда она пригласила его, но не отказался. Он сказал, что приедет на уик-энд, если не будет слишком занят. Уик-энд был через пару дней, и Хуанита начала беспокоиться — так поведет ее кто-нибудь на танцы или нет? К счастью, в предстоящую субботу Луис должен был работать в вечернюю смену и, значит, не станет слоняться поблизости.
— Мне иногда хочется стать микробом у тебя в мозгу, — прервала его мысли Пэтси. Она и не пыталась скрыть свое раздражение. — Ты всегда куда-то уплываешь от меня, и у меня нет ни малейшего представления, куда именно, а будь я микробом, я бы, по крайней мере, всегда была с тобой. Я бы забралась в тебя так глубоко, что тебе нет-нет, но пришлось бы вспомнить обо мне.
— Когда я слишком много думаю о тебе, я чувствую себя виноватым, — сказал Джерри.
— Виноватым? Ерунда какая-то. По твоему виду не скажешь, что ты чувствуешь себя виноватым. Вероятно, ты думаешь не обо мне. Так о ком же? — спросила она спустя минуту.
— О Бруно Беттельхайме, — сказал Джерри. Это был давно заготовленный ответ. На самом же деле он размышлял о приглашении Хуаниты. Может быть, он и в самом деле пойдет с ней на танцы и очень возможно, что потом они уедут на восток, только не по шоссе 1—10. Можно было бы ехать всю ночь, а потом отоспаться в каком-нибудь провинциальном мотеле в Западном Техасе. Наверное, ему давно пора было перебраться обратно в Неваду, но срочности в этом не было. К чему бросать все и срываться с места? Он вполне мог отвезти гибкую, как лоза, болтушку Хуаниту в Лос-Анджелес, город ее мечты, помочь ей устроиться, а потом уже отправиться на север — в Тахоу, Элко или куда ему заблагорассудится.
— Я не верю, что ты чувствуешь себя виноватым, — не унималась Пэтси. — С какой стати? Ты меня ничем не обидел.
— Я всегда чувствую себя виноватым, когда размышляю о женщинах, — ответил Джерри. В общем-то это была правда. — А когда я думаю о какой-то конкретной женщине, я чувствую себя особенно виноватым.
Пэтси
— Тебе не хотелось бы взять и забыть, что мы вообще знакомы? — спросила Пэтси, возвращаясь и садясь на кровать. Она села достаточно далеко от Джерри, и он не смог бы прикоснуться к ней. Мир при этом не перевернулся бы, но ей сейчас этого просто не хотелось.
— Думаю, что не смогу забыть, что мы знакомы, — сказал Джерри. — Я ведь знаю тебя, и у меня хорошая память. Я не собираюсь забывать, что знаю тебя.
— Это нечестно, — сказала Пэтси. — Дело тут не в твоей хорошей памяти. У меня тоже хорошая память, но у меня были любовники, о которых я забыла, ну то есть совершенно. Если я встречу их на улице, я их не узнаю, и если кто-нибудь из этих ребят, о которых я совершенно забыла, подойдет ко мне на какой-нибудь вечеринке и скажет: «Привет, помнишь как мы валялись в постели, как поживаешь?», я просто дам ему по физиономии.
— Я все же не понимаю, о чем это ты. Я не собираюсь забывать тебя — никогда.
— Почему нет? — спросила она, хотя его замечание вселило в нее маленькую надежду.
— Ну, во-первых, ты знаешь больше, чем кто бы то ни был из всех моих знакомых, о Рильке, — сказал Джерри.
— Да пошел ты… — Пэтси была уязвлена. — Это потому, что у меня был любовник, который занимался переводами Рильке. Прочти его новую биографию, и ты будешь знать о Рильке столько же, сколько и я.
— Да, но ты забываешь другое: в основном среди моих знакомых женщин никто не читает биографии. В основном мои знакомые женщины обслуживают столики. Если они и читают что-нибудь, так это свои гороскопы.
— Так что же, ты будешь помнить обо мне только то, что я такая начитанная? Спасибо тебе большое! Я, наверное, предпочла бы, чтобы меня вспоминали за классный минет!
— Я не хотел, чтобы ты сердилась, — сказал Джерри. — Что плохого в том, что о тебе помнят как о женщине, которая много знает? Большинство людей вообще ничего и ни о чем не знают.
— Ты такой чертовски пассивный, что мне приходится заставлять тебя объяснить мне, что ты имеешь в виду и о чем думаешь, — сказала Пэтси. — Но когда я в самом деле заставляю тебя сделать это, я, по крайней мере, слышу твои объяснения. По-моему, тебе лучше уйти отсюда и смотреть из окна на грудь моей дочери.
Рассердившись, она помчалась вниз и открыла бутылку красного вина. Когда она выпила бокал, пытаясь успокоиться, к ней в кухню спустился Джерри. Он был опечален, но не до такой степени, как того хотелось бы Пэтси.
— Я правда не хотел огорчать тебя, — извинился он. — Это просто был какой-то философский разговор.
— Все разговоры с тобой — философские. Даже если я в таком побитом состоянии, я ведь не бесчувственная. Может быть, мне иногда просто нужно поговорить и о чувствах. Разумеется, у тебя они философичны, и от этого другим делается грустно. По крайней мере, мне. Я чувствую после каждого такого разговора, что моя жизнь была полной неудачей. Это оказывает ужасное действие на женщину.