Вечерняя звезда
Шрифт:
— Шишарик, ты фантазируешь. Я не думаю, чтобы мама могла сказать тебе, что она может надуться и стать великаншей.
— Она сказала мне это во сне. Она сказала, что может проглотить меня и варить меня в животе, пока я не сварюсь и от меня ничего не останется.
Тут он опять скатился с горки.
— По-моему, тебе просто приснился страшный сон. Мама не собирается проглатывать тебя и варить в животе, это невозможно, тем более что она и не хочет этого.
— Я маме не доверяю, — сказал Шишарик. Он притормозил внизу и сидел, болтая ногами.
— Нет,
— Я могу бросить в нее бомбу, и у нее взорвется голова, — сказал Шишарик. — А у аятоллов вся кожа черная?
— Нет, они просто одеваются в черное, — ответил Тедди.
— Я могу уехать в Исландию. Там живут морские львы, — сказал Шишарик. — Они не едят маленьких мальчиков.
— Эй, когда это ты начал бояться, что тебя съедят? — спросил Тедди, когда Шишарик выпрыгнул из желоба и направился к качелям.
— Я потрогал у мамы животик, и он был горячий, как печка, — сказал он на ходу, взяв Тедди за руку.
— Да животики у всех более или менее горячие. У тебя он тоже иногда бывает горячий, как печка.
Шишарик засунул руку себе под маечку и потрогал живот.
— Вот бы мне найти малюсенького мальчика, такого, не больше жука, я бы затолкал его к себе в живот и сварил бы его, — сказал он, усмехнувшись.
Они поиграли в парке еще с час, но Джейн так и не появилась. Когда они, наконец, пришли домой, возле дома стояла машина Клодии. Они вошли, но дверь в спальню была заперта. По дороге домой Тедди купил у себя в баре «7-Одиннадцать» газету. Он хотел посмотреть, не предлагал ли кто-нибудь работу. За одну только неделю в хьюстонских кафетериях убили троих официантов, причем одного буквально в шести кварталах от того места, где работали они с Джейн. Они решили, что пора поменять место работы, если не обоим, то хотя бы кому-то одному.
Пока Тедди читал объявления, Шишарик забрался к себе в шкаф и долго разговаривал там сам с собой.
Потом, когда Джейн с Клодией вышли из спальни, появился и Шишарик и сказал, что хочет стать аятоллой.
— Дайте мне черную одежду, — потребовал он.
Джейн укутала его в черную рубашку и обмотала голову черным шарфом так, что получилось что-то наподобие капюшона. В спальне стояло высокое зеркало, и Шишарик пошел туда полюбоваться собой. Вышел он оттуда, улыбаясь во весь рот.
— Мне нравится быть аятоллой, — объявил он.
Джейн с Клодией были в прекрасном настроении. Поспорив с ней немного о том, что понимать под идеальным завтраком, Джейн приготовила французские тостики.
— Мне нельзя, я и так толстею не по дням, а по часам, — сказала Клодия. Это была правда, она была достаточно упитанная, но это более чем компенсировалось ее веселостью и жизнерадостностью. Хотя Тедди после возвращения и пришлось пережить несколько минут ревности, когда он увидел, что дверь в спальню заперта, он в целом был доволен тем, что в жизни Джейн и их семьи была Клодия. Она, как никто, умела отвлечь Джейн от мрачных мыслей, когда та бывала в плохом настроении или
Если бы Клодия не приехала сейчас, Джейн могла бы целый день цапаться с ними, а это означало, что произошло бы еще несколько ссор с Шишариком, она снова трясла бы его, и не было исключено, что и самому Тедди досталось бы. У него и так комок стоял в горле. Не появись Клодия, к концу дня ему стало бы совсем худо.
— Он похож на карликовую рок-звезду, — засмеялась Клодия.
Шишарику надоел капюшон, и он на время снял его. Он забавлялся с сиропом в блюдце, пытаясь пальчиком нарисовать на донышке блюдца буквы.
— Я пишу алфавит, а сироп все топит, — хихикнул Шишарик. Его ни разу в жизни не стригли, и его длинные темные кудряшки свисали почти до плеч. Ему нравилось иногда крутануть головой так, что они разлетались вокруг.
— А может, подстрижем его сегодня? — предложила Джейн. Она разрумянилась и повеселела. Время от времени она засовывала руку под стол и щекотала ножку Шишарика, показывая ему, что не только Клодия, но и он тоже нужен ей.
— Можно, — сказал Тедди. — А то давай отвезем его в парикмахерскую. Пусть им займется мастер.
— Нет-нет, никакой парикмахер не коснется волосиков моего сына, — сказала Джейн.
Шишарик все еще сосредоточенно рисовал буквы в блюдце с сиропом.
— Вы думаете, у меня когда-нибудь вырастут крылья? — спросил он.
— А зачем тебе крылья, сладенький? — спросила Джейн, щекоча ему шею.
— Если бы у меня были крылья, я бы полетел в небо, взял бы с собой бомбы и бросал бы их на людей, — объяснил Шишарик. — А потом, когда всех убило бы, я мог бы быть с орлами.
— Да, но ведь орлы могут тебя заклевать, — сказала Джейн.
— Что ты станешь делать, если такая большущая птица клюнет тебя? — спросила Клодия.
Шишарик на минуту задумался. Когда он бывал в хорошем настроении, у него была просто ангельская улыбка.
— Я возьму с собой французские тостики, а если птица клюнет меня, я утоплю ее в сиропе, — сказал он с ангельской улыбкой.
— Должен похвалить его, у него сильное воображение, — сказал Тедди вечером. Он только что закончил читать Шишарику сказки, последней из которых была сказка Томми Унгерера об орле Хуго. Это теперь был любимый персонаж Шишарика.
— А хватит орлов, чтобы всех склевать? — спросил Шишарик, зевая во весь рот.
Не успел Тедди обдумать, что ответить, как Шишарик уснул.
— Воображение — это хорошо, — сказала Джейн.
— Конечно, хорошо, — согласился Тедди. — Жалко, я не помню, что я такое придумывал в его возрасте. Только он почему-то придумывает все время какие-то смертоубийства. Неужели и я такое же придумывал?
— Тебя что, беспокоят его фантазии? — спросила Джейн. Она лежала в постели без рубашки и ждала, что он ляжет к ней. Тедди ужасно хотелось это сделать, но он колебался. Иногда ему казалось, что теперь никто, кроме Клодии, Джейн не нужен. После визитов Клодии Джейн бывала в распрекрасном настроении.