Вечерняя звезда
Шрифт:
На душе у нее полегчало, когда он, наконец, вышел из машины и начал подниматься по ступенькам, однако он не казался очень уж радостным. Мелани почувствовала, что и она начинает нервничать. Так отвратительно, что приходилось нервничать всякий раз, когда единственный человек, которого ей хотелось видеть, приезжал к ней. Ей, правда, нравилось, что он высокого роста и у него пышные волосы. Единственное, например, что мешало ей принимать всерьез Коко, было то, что тот был коротышкой, да еще со стрижкой новобранца. Хотя Коко был великолепен как друг, он всегда выглядел так, словно никогда не выйдет из бойскаутского возраста, а это не способствовало тому, чтобы она могла считать их отношения приглашением к чему-то сексуальному. Все было совершенно по-другому, если речь шла о них с Брюсом. Мелани подумала: а не сделать ли вид, что она не заметила, как Брюс заставил бамперы «поцеловаться».
— Здорово, — сказала она.
Брюс улыбнулся. Он видел, что Мелани старалась быть спокойной, но не могла справиться со своим нетерпением. Именно это он и любил в Мелани — она никогда не могла справиться со своим нетерпением. Оно всегда переполняло ее, переливалось через край, и от этого она вытворяла совершенно неожиданные вещи, которые необязательно были ей на пользу. Эта ее особенность, может быть, и не давала ей быть ловкой девчонкой, но это относилось и ко многим прочим достоинствам, которые Брюс находил в Мелани. Никто не сказал бы, что собственные чувства ее мало беспокоят. Они просто существовали словно отдельно от нее, и могли все же переполнять ее. Например, она сказала ему, что в ту неделю, когда она забеременела, она спала еще с двумя ребятами. Будь у нее больше терпения, она постаралась бы завлечь его обратно в свои сети, притворившись, что он был единственным ее любовником, после чего ему пришлось бы жениться на ней или, по крайней мере, оплатить ее расходы. Но Мелани взяла и выдала все, что было у нее в голове, и призналась, что она толком не знает, чей это ребенок. Конечно, из-за того, что Мелани вынула крючок из наживки, он испытал огромное облегчение, но, к его удивлению, через пару часов это чувство стало ускользать. Ну никак он не мог поверить, что Мелани забеременела от кого-то еще. Только с ним у Мелани была такая пылкая любовь — Коко и Стив были просто несчастными случаями. Переубеждая себя самого, он начал верить, что это его ребенок, отчего всякая мысль об облегчении ушла. Что скажет Беверли, если у Мелани появится ребенок, похожий на него? Она и без того безумно ревновала его после того, как однажды ночью он проговорился, что вот у Мелани никогда не было трудностей — оргазм был гарантирован, — а это было такое искусство, которым Беверли еще не вполне овладела. В сущности, Беверли была достаточно сдержанной, она и сама не хотела и ему не позволяла делать многое из того, что с Мелли было просто само собой разумеющимся. У Брюса возникло ощущение, что, будь у Беверли больше поводов ревновать его, например, если бы он упомянул о ребенке, то из-за того, что Беверли и так приходилось смириться со многим, все могло с треском лопнуть. Если прибавить сюда и то, что ее родители считали его самым что ни на есть подонком, становилось понятно, что ему приходилось иметь дело еще с кучей проблем, кроме тех, что у него были с собственными родителями. Брюс полагал, что эта куча проблем просто не под силу ему. И лишь один-единственный человек может понять это и по-настоящему позаботиться о нем, сделав так, чтобы у него были хоть несколько минут радости хоть иногда. И этим человеком была Мелани.
— Ай-о! — воскликнул он, когда она распахнула дверь.
— А я только что вымыла голову, — сказала Мелани.
— А как маленький? — спросил Брюс. Ночью ему приснился кошмар: ребенок родился слишком рано и они оба умерли. Ему все снились похороны, но, наконец, он проснулся. Потом Брюс не мог заснуть — все боялся, что этот сон продлится. Он припомнил, что поссорился с Мелани и при этом он как-то пихнул ее и она перелетела через стул. Ему приходилось слышать, что такие мелочи могли стоить женщинам того, что они теряли ребенка, поэтому довольно много времени в то утро он провел в тревоге о том, что у Мелани может быть выкидыш. Это был такой неприятный сон, который все же дал ему понять, что связывало его с Мелли больше, чем он предполагал. Потом проснулась Беверли и попыталась вывести его из этого сонного состояния. И ему пришлось сказать ей, что он видел сон о том, что с Мелани приключилось несчастье. Даже в полусонном состоянии ему хватило ума не упоминать о ребенке, выкидыше или чем-нибудь в этом роде. И все же Беверли унюхала что-то и продолжала вынюхивать до тех пор, пока ему не захотелось выкинуть ее из своей жизни. Он подумал, что немного секса могло бы помешать ей продолжать эту разведку, но Беверли
— Я ее ненавижу, ненавижу, ненавижу, — говорила она, имея в виду Мелани.
Брюс ничего не сказал. К счастью, Беверли не сумела разнюхать слишком много, потому что как раз в тот день мать увезла ее в Нью-Йорк за покупками. Мать Беверли была родом из Нью-Йорка и ездила туда как минимум раз в месяц купить себе чего-нибудь. У отца Беверли был собственный самолет с личным пилотом и все такое прочее, поэтому отправиться в Нью-Йорк было для них самым обычным делом.
Потом, когда Беверли одевалась, она загрустила оттого, что Брюс может вернуться к Мелани, пока она будет в отъезде, и оставила ему ключи от «феррари», хотя ее и предупредили строго-настрого, чтобы она его одного к машине не подпускала. Беверли снова поступила так, потому что представила, как будет обидно, если, вернувшись из Нью-Йорка, единственной новостью для нее будет, что Брюс вернулся к Мелани. Кто знает, а если он проездит на «феррари» целый день, он может полюбить ее еще сильней.
Когда Брюс спросил, как себя чувствует малыш, Мелани на минуту задумалась, пока не догадалась, что он имел в виду ребенка, которого она носила в себе. Хотя она прекрасно знала, что была беременна, и часами сидела, размышляя о том, на кого будет похож ее ребенок и сумеет ли она делать все, что полагается матери. А вдруг она на минуту отвернется и ребенок скатится с кровати и сломает себе что-нибудь? Но бывали минуты, когда она совершенно забывала о нем, и даже удивлялась, когда ей напоминали о ребенке.
Но раз уж Брюс напомнил ей, она вспомнила и их ссору, и то, как она перелетела через стул, и кто знает — может быть, поэтому Брюс и приехал к ней в такую рань? У него такое виноватое выражение лица. Он беспокоился о ней. Мысль об этом так растрогала Мелани, что она от всей души пожелала, чтобы никакой Беверли на свете не было и они смогли бы снова быть вместе.
— Я беспокоился — ведь ты упала. Я подумал, что это могло причинить вред ребенку, — сказал Брюс, отводя глаза в сторону. — Зря я тебя толкнул, — прибавил он. — Я понимаю, что так себя вести с беременной женщиной нельзя.
Мелани не верила своим ушам — ведь это Брюс извинялся перед ней, нет, почти извинялся. Никогда в жизни такого просто не было. Когда у них случались ссоры, он гордо удалялся, а появляясь вновь, притворялся, что ничего между ними и не произошло. И вот он пришел, этот день, первый день с того момента, как они познакомились, и он в самом деле признался, что что-то произошло по его вине.
— Эй, ты, — сказала Мелани. — Можешь не беспокоиться. Ребенок просто прекрасный. Ничего ты меня не сбивал с ног. Я как бы сама упала.
Брюс не отводил глаз от окна. Ему казалось, что больше он не выдержит — отец постоянно унижал его из-за того, что он не работает, мать постоянно пилила за то, что он не пошел в университет. Карлос, миллиардер, с которым жила теперь его мать, все время пилил ее за то, что она дает ему деньги, Беверли все время плакала и выходила из себя, когда не могла кончить в постели, и обзывала Мелани толстой потаскухой и дрянью. Плюс к тому друзья постоянно приставали к нему, что пора и ему начать развозить наркотики, — даже те из них, что учились в университете, больше времени тратили на занятия наркотиками, чем науками. Больше всего это он не мог вынести — конца-краю этому не было. Оставалось самому предпринять что-нибудь радикальное. Мелани была единственным существом из всех, кто был способен предпринять что-нибудь радикальное, если бы только она была к этому расположена. Вот почему он приехал к ней.
Брюс по-прежнему чувствовал себя в напряжении. Чем так жить и дальше, лучше уж умереть. С другой стороны, он, по правде говоря, не хотел себя убивать или еще что-нибудь в этом роде. Покидать Мелани и их ребенка он тоже не хотел. Единственной приятной мыслью было то, что, может быть, Мелани захочет уехать с ним. Эта страна, Америка, свободная страна, почему бы им и не уехать? Его родители, когда поженились, убежали из Корсиканы, обосновались в Мидленде и там разбогатели. Однако когда они только замышляли побег, богатыми они еще не были.
Единственной приятной мыслью была мысль, что, может быть, Мелани захочет убежать с ним. Конечно, просить об этом девушку в положении было серьезным делом. Ему нужно было привести себя в соответствующее состояние духа, прежде чем он смог бы спросить ее об этом. Правда, он тут же почувствовал, что оказался в идиотском положении — сколько можно стоять и смотреть в окно?
Он обернулся и попытался выдавить из себя слова, которые хотел сказать.
— Поедем отсюда, — сказал он. — Давай прямо сейчас поедем куда-нибудь.