Вечная командировка
Шрифт:
А ты обнаглел, Краминов. Начинаешь привыкать к тому, что сразу находишь след, что тебе везет.
Но это плохо, когда не идет работа и не привезли центральных газет. Потихоньку мысли, которые я упорно изгоняю, мысли о моей семье начинают резвиться.
Нельзя, Краминов, слышишь? Человека окружают два мира. Один — внешний, то, что происходит вокруг, то, чем живут другие люди.
Второй мир — это мысли и мечты самого человека, это его внутреннее «я», интимное.
Нельзя, Краминов. Не распускайся. Нельзя, чтобы твой внутренний мир заслонял все. Не может так жить человек. Погибнет.
Я знаю, что по большому счету для нас не существует вещей вообще. Вещи и явления для человека существуют настолько, насколько они связаны лично с ним, с его внутренним «я». В этом отношении человек остается эгоистом. Можно кричать и рассуждать о политике и о природе — и быть совершенно к ним равнодушным. И связь человека с внешним миром (я имею в виду духовную связь) начинается тогда, когда этот внешний мир так или иначе задевает внутреннее «я» или когда сам человек вкладывает себя, свои силы в этот внешний мир.
Элементарный пример. На дороге я нахожу лопату. Я ее отбрасываю. Мне она не нужна. Для меня она не существует. Но если бы мне надо было срочно рыть окоп, я сам сделал бы эту лопату…
Или город, который тебе только что не понравился, расцвел бы радужными красками, встреть ты на улицах Иру.
А чем ты сам живешь, Краминов?
Если ты погрузишься в себя, в свои личные переживания, — грош тебе цена. Но ты себя отдаешь д е л у, делу, которому ты служишь. И так как ты все отдал ему, то оно для тебя дорого. В нем вся твоя жизнь. И если рассуждать философски, то жизнь человека начинается тогда, когда он ее отдает людям.
Ты не по специальности работаешь, Краминов. Я второй раз замечаю, что из тебя вышел бы хороший автор букварей. Крупный ты знаток прописных истин.
Но, очевидно, и эти прописные истины для тебя не существовали, пока ты на личном опыте с ними не столкнулся…
Я отложил чемодан в сторону, постоял около двери и рванул ее на себя. Я спустился до половины лестницы. Остановился. Зачем? Не надо. Все равно я его не увижу.
Сегодня вечером мной владело какое-то неясное чувство (у нас его называют интуиция), что за мной кто-то идет. Я не верил (но автоматически кружил по улицам). Ведь я не должен был сюда приезжать. Приказ был получен внезапно, во Владивостоке. Они не могли знать заранее. И ты был слишком в этом уверен и откровенно пришел в управление. А ведь вы, Краминов, фигура, наверно, известная в «определенных кругах».
А может, это нервы? Но ведь сейчас ты явно почувствовал, что кто-то неслышно прошел по коридору, постоял у твоей двери. Он, может, и сейчас наблюдает за тобой? А может, все-таки нервы расшалились? Но это, Краминов, ты оставь для своего «внутреннего мира» и никому не рассказывай.
А во «внешнем мире» действительно существуют люди, которым ты явно не безразличен. Во всяком случае, один где-то близко. И они много бы дали, чтоб свернуть тебе шею.
Фотография из ФРГ. Демонстрация против войны. Несколько человек идут по улицам Эссена, несут плакат. Впереди инвалид на костылях. Напряженное, волевое лицо. А глаза уже измученные, в них — отчаяние.
И когда я смотрю
Ты, здоровый мужик, сидишь в расстроенных чувствах, ах, Ира ушла от тебя, ты жалуешься на усталость, ты мечтаешь об отдыхе, ты запутался в каких-то мелочах, недоволен каким-то вонючим гуляшем — а он идет, инвалид на костылях.
А ты на передовой ли, Краминов? На линии огня?
Дым медленно ползет по котловану. Летят фонтаном куски диабаза. Грохот взрывов, как канонада орудий… С огромной высоты мыса Пурсей предстает Братская ГЭС. Железный каркас плотины на той стороне протянул руки к Пурсею. Братское море зальет то место, где мы сейчас стоим.
Радио в котловане:
— Товарищи, взрывные работы окончены. Отбой.
Сейчас Братсков восемь. Когда построят ГЭС, останется два Братска. Но будут новые города, будет огромный промышленный узел.
Масса народу, и причем разнообразнейшего. Конечно, как и всюду, текучесть кадров.
Что тянет сюда народ со всей страны?
Приезжают целым классом, с учителем, и все (и учитель тоже) работают бетонщиками.
Приезжают люди, имеющие специальность, дом, семью. Всё бросают и едут.
Много демобилизованных. Кстати, приезжает новая большая партия. Куда их разместят?
Итак, все хотят в Братск.
Что их все-таки тянет? Заработок? На Чукотке он больше.
Зов Севера? Поиски романтики?
Один семнадцатилетний парнишка (кончил девять классов, уже полгода скалоруб) сказал:
— Мои внуки будут говорить: «Наш дед строил Братскую ГЭС».
Вечером молодой инженер привел меня в общежитие.
— Познакомлю с хорошими ребятами моей смены.
Заходим в одну комнату. На кровати сидит азербайджанец и отчаянно ругается. В чем дело?
— Взяли билеты.
— В кино?
— Да нет.
Упражнения по русской словесности продолжаются.
— На танцы?
— Да нет.
— А куда?
— Не куда… Билеты к экзамену. Весь день мне испортили.
Дело серьезное. Парень решил заниматься. Попрощались и ушли. Инженер несколько смущен.
— Да, он хороший парень. Сын генерала, отслужил флот, приехал домой, стал крутить с девчонками. Отец подарил машину. Очевидно, накрутил там дел. Стало стыдно, и уехал Гена в Братск. Получил специальность крановщика, спортсмен — первый разряд по борьбе. Выступает в самодеятельности, упорно учится. Передовик. Но вот билеты у него девчата забрали, он и ругается. Так что вы не думайте…