Шрифт:
Что это за человек, или что это за существо, так напоминающее человека?
Брэм Стокер «Дракула»
От автора
Вероятно, кто-то помнит рассказ «Право на кровь» в сборнике «Русская фантастика 2013», выпущенном издательством ЭКСМО в декабре 2012 года. Уже в процессе его написания, мне приходила мысль, что рамки рассказа для этой истории тесны. Я отодвигал назойливую мысль в сторону. Так мы, порой, отодвигаем ногой кота, настойчиво требующего нашего внимания. Но, сколько ни отодвигай, кот всегда получает своё. То же случилось и с мыслью. Уже после публикации, прочитав отзывы читателей, я понял, что мысль стучалась не зря, и рассказ, действительно, получился, недописанным.
Так вот и получилось, что, закончив очередную книгу, я вернулся к уже написанному и опубликованному рассказу и принялся растить из него роман. Те, кто помнит рассказ, увидят, что история стала другой, сохранив от прежней лишь начало. Также другими стали многие герои, включая главного. Потому что неожиданно выяснилось, что в этой новой истории мне не обойтись без старых знакомцев. А именно: частного сыщика Андрея Сыскарёва по кличке Сыскарь, его коллеги Ирины Москвитиной и охотника за нечистью Симайонса Удачи. Все трое – выходцы из романа «Колдун и Сыскарь». В результате, история, выросшая из старого рассказа, превратилась не только в оригинальный роман, с одной стороны, но и в продолжение книги «Колдун и Сыскарь» – с другой. Название тоже изменилось, что совершенно естественно.
И ещё. Действие книги большей частью происходит в городе под названием Княжеч. Такого города нет на карте, он вымышлен от начала и до конца. Хотя, конечно же, несёт в себе черты и отражения городов, в которых я жил и которые хорошо помню и люблю. Надеюсь, он вам понравится.
Ваш Алексей Евтушенко
Глава первая
Десять утра, а в редакции уже пахнет так, словно здесь провёл весёлую ночь взвод егерей-гвардейцев. Ни в чём себе не отказывая. Смесь паров алкоголя, табачного дыма, пота, дешёвого одеколона и духов. Последние, впрочем, не особо выделяются – наши редакционные дамы в этом отношении солидарны с мужчинами и всегда предпочтут табак и виски парфюму. И не потому, что все из себя такие уж ярые суфражистки. Просто в накуренной комнате работать всё-таки можно, а вот там, где двадцать минут посидела какая-нибудь облитая с ног до головы духами по пятнадцать грошей за флакон мадам Божена с улицы Святых Горлиц, – уже нет. Сначала долго проветривать, не взирая на погодные условия за окном.
А не пускать мадам Божену тоже нельзя, ибо её вполне легальное, хоть и не слишком благонравное заведение, каждую неделю из месяца в месяц размещает на страницах наших «Вечерних известий» рекламу по самым высоким расценкам. И минимум на четверть полосы.
Кстати, о погодных условиях. Нынче за окном дождь.
Я не успел дойти до своего отдела уголовной хроники, как оттуда в коридор, словно грешник из ада, вывалился коллега Зина.
Его полное имя – Зиновий, отчество Орестович, а фамилия Карпинский. Ему тридцать девять лет, он трижды женат и трижды разведён и когда-то, говорят, подавал надежды как поэт. Все зовут его Зина и обращаются на «ты». Когда я пишу «все», то имею в виду не только нашего брата-газетчика, среди которого выкать друг другу не принято, но именно всех. Мужчин всех возрастов и сословий, включая уличных мальчишек. О женщинах не говорим – это другая статья.
Узел засаленного галстука сбился у Зины на сторону, в углу рта – потухший окурок дешёвой сигары, рожа небритая, глаза красные. Правая рука уже в рукаве плаща, левая делает упорные попытки туда попасть.
– Ярек! – с преувеличенным энтузиазмом воскликнул он. – Тут за тобой главный уже курьера хотел посылать. Но я отговорил, сказал, что ты будешь с минуты на минуту. Спас твою задницу, можно сказать.
– Ты о моей заднице не беспокойся, – сказал я. – Лучше о своей голове.
– А что моя голова? – насторожился Зина.
– А то, что, по последним данным медиков, винные пары разжижающее действуют на головной мозг.
– Брехня, – беспечно махнул рукой коллега. Он уже попал в рукав, застегнул плащ и теперь готов добежать под дождём до «Весёлого метранпажа», где ему нальют первый на сегодня долгожданный стаканчик. Долгожданный потому, что Зина не пьян, но с жёсткого похмелья. Как настоящий газетчик, проснувшись, он не похмелялся – сразу в редакцию побежал, материал в номер сдавать. Теперь сдал и имеет полное право. Десять часов и пять минут утра – самое время для первого стаканчика.
– Если бы. Я лично присутствовал третьего дня на вскрытии трупа Прилипалы в городском морге. Так у него, поверишь, не мозги, а чистый студень. Желе. Даже извилин почти не видно. Как пил Прилипала, ты знаешь. Особенно последнее время.
Прилипала был известнейшим в городе вором-форточником, способным по голой стене, цепляясь за малейшие выступы и русты, забраться с тротуара на крышу любого дома. Ну, почти любого. Отчасти своё прозвище он и получил, благодаря этой способности. Хотя большей частью всё же из-за того, что любил выпить за чужой счёт и если уж прилипал к какой компании, то отделаться от него было крайне сложно, если вообще возможно.
Погиб он глупейшим образом – сорвался по пьянке с узкого карниза пятого этажа во время попытки проникновения в богатую квартиру одного торговца мебелью, о чём я лично давал короткую заметку в двести слов в позавчерашнем номере.
Несколько секунд Зина не сводил с меня воспалённых глаз, стараясь определить, разыгрываю я его или нет, и, не определив, удалился по коридору в явной задумчивости. Вот и хорошо. Глядишь, и половиной стаканчика на сей раз обойдётся. Хотя вряд ли. У всех репортёров всех трёх крупных городских газет особым шиком считается выполнять свои профессиональные обязанности подшофе и при этом не допускать фактологических, грамматических и стилистических ошибок. Не говоря уже о том, чтобы задержать материал или не сдать его вовсе. Мне приходится прикладывать воистину героические усилия, дабы соответствовать. К спиртному я равнодушен, и от четырёх-пяти рюмок сливовицы, которую предпочитают коллеги в том же «Весёлом метранпаже» у меня обычно начинает болеть голова. Другое дело – хороший коньяк. Но и того я редко выпиваю больше ста пятидесяти грамм за вечер. Во-первых, дорогое удовольствие, а во-вторых, – зачем? Ста пятидесяти вполне достаточно для расслабления и веселья, а сo zanadto, to nie zdrowo, как часто говаривала моя бабушка-полька, Царствие ей Небесное. Да и не только она. Я и сам так говорю часто. Благо в Княжече польский разумеют все. И, соответственно, на нём читают и говорят. Равно как и на русском, украинском, идише и немецком. На последних двух, пожалуй, уже не все, но очень многие. И дело не только в том, что наш город многонациональный, таких в Российской империи хватает. Просто в Княжече так принято, поскольку за свою долгую историю он кому только не принадлежал. И жители привыкли владеть одновременно несколькими языками, чтобы в любой момент быть готовыми принять один из них в качестве государственного и основного.
Но мы отвлеклись.
Наш секретарь Фелиция, не выпуская из зубов дымящуюся папиросу, работала за пишущей машинкой Ундервуд, как пулемётчик за пулемётом Максима. Татата-тататата-та, татата-тата – разносились по приёмной скупые и точные очереди ударов по круглым бакелитовым клавишам с блестящими медными ободками.
– Привет, Фелиция!
– Привет, Ярек. У себя.
Дверь в кабинет главного раскрыта, но я всё равно постучал.
– Кому там жить надоело? – вопросил хриплый баритон из глубины кабинета, и по этой фразе я сразу понял, что настроение у главного рабочее, можно общаться.
Вошёл, не снимая плаща и шляпы. А зачем, если сейчас наверняка снова под дождь?
– Дверь закрой и садись, – скомандовал главный.
Закрыл, прошёл, сел. Сдвинул шляпу на затылок, умеренно демонстрируя независимость.
– Записывай. Улица Кожевников, дом семь, квартира четыре, второй этаж, вход со двора.
Достал блокнот и карандаш. Я запомнил адрес, но всё равно записал, это профессиональное. Память может подвести. Запись – никогда.
– И что там? – спросил я. – Убили кого-нибудь?