Вечная молодость графини
Шрифт:
И плач людской переполнил чашу королевского терпения:
– Иди, – сказал он, уже не король, но император Матвей. – Иди и узнай, что там делается.
– А если они говорят правду? – осторожно спросил Турзо, предчувствуя, что оба рода – и Батори, и Надашди – не обрадуются вмешательству в дела вдовой графини.
– Если… если так, то в руке твоей – моя справедливость.
И слова эти разнесли. Видать, долетели они и до ущелья в
– Я ей помогал, – произнес он, неловко вставая на колени. – Я был молод и глуп. А она пообещала мне власть, богатство и силу, с которой ничто не сравнится. Хитер Дьявол. Слаб человек. Я сказал: да будет так. И стало так. Мне пришлось идти с гор вместе с Фицке, мерзостным горбуном. И ходил я от замка к замку, от дома к дому. И спрашивал: имеете ли вы дочерей, каковые прекрасны и горды? Желаете ли вы дочерям своим счастья? Ежели желаете, то отдайте их Эржбете Надашди в замок Чейте, ибо тогда графиня научит дочерей ваших всему, что надлежно знать девице хорошего рода. И найдет им женихов. И будет счастье всем, какового никто не видывал. Голос мой был сладок, а вид богат.
Человек у костра был мерзок. И многие, восхищавшиеся крепостью веры его, отвернулись. Гнев появился на их лицах и жажда мщения. Дьердь поднял руку, успокаивая люд.
– И многие верили. Они собрали дочерей, дав наставленье во всем слушаться госпожу Надашди, и выставили тех из дому. Они в гордыне своей надеялись, будто смогут породниться с каким-нибудь из древних семей. На этих руках кровь невинных.
Пламя, вскипев, облизало ладони и стекло рыжими искрами. Руки же остались неопаленными.
– Эржбета и вправду учила их. Она ведь была умна и сведуща во многих вопросах. Она знала тысячу трав и язык греков. И то, как держать замок, и то, как встречать гостей. И то, как убивать, чтоб не осталось следов. Первые умерли от лихорадки, что сковала члены их и сожгла изнутри, оставив тела иссушенными. И Эржбета надела наряд печали, самолично написала письма родичам и велела снарядить богатые похоронные кортежи. Однако не прошло и месяца, как погибли еще трое, и многие заговорили о неведомой болезни, что поселилась в замке Чейте. А когда смерти продолжились, все уверились – проклятье висит над домом. И это истинно так, ибо Дьявол поселил в доме сем дитя свое.
Монашек вскочил и руки распростер над костром:
– Ладиславом меня звали! Помните это имя! Молитесь за несчастного, что душу потерял.
– Сядь! – рявкнул Дьердь Турзо, сам же поднялся и, окинув взором солдат, повелел: – Разойдитесь. Скоро мы будем в Чейте. Скоро выясним все.
Ох Эржбета…
Славен был род Батори, да только перемололо время эту славу. Умерли его короли, отвернулись от него императоры, память троном меченых коротка, как миг. Исчезли родичи, друг за другом уходя в сырую землю, и отблески былого величия лишь продляли агонию.
Иссякла
И ныне рукой Дьердя Турзо будет срезана еще одна ветвь с оскудевшего древа.
Замок вынырнул из снежной мглы. Ветер разбивался о высокие стены Чейте, выла метель, набрасывая снежное покрывало, и редкие огни сверкали сквозь ночь, как волчьи глаза.
Люди, утомленные дорогой и подъемом, оживились. Дьердь, придержав коня, дождался, пока подтянутся последние. И монашек, встретившись со взглядом паладина Турзо, съежился.
– Она там, – прошептал Ладислав, и ветер подхватил шепот, разнося по узкой дороге. – Там она. Ждет! Она знает наперед! Она…
Ворота замка оказались заперты. Колотить пришлось долго. И еще дольше, перекрикивая бурю и сдирая горло, объяснять, кто явился в Чейте. Открыли. Впустили. Приняли лошадей и помогли спешиться. Сунули в руки фонарь и тут же отступили, будто бы и не люди служили в Чейте – тени бессловесные.
Поймав одну за руку – теплую, человечью – Дьедрь крикнул:
– Где хозяйка?
Тень молча указала на дом. А монашек, ввинтившись между Дьердем и тенью, сказал:
– Идемте, я знаю, где ее искать.
Он повел по коврам, оставляя на них комья грязного снега и следы. Он шел вдоль стен, и портреты Надашди и Батори с презрением смотрели на предателя. Он сторонился редких факелов и еще более редких людей. И ускорял шаг.
Дьердь едва-едва поспевал за ним. Стража сзади и вовсе бегом неслась, грохоча железом доспехов.
– Ладислав! – раздался громкий голос и навстречу вышел карлик, уродливый, как война. – Стой, Ладислав! Ты предатель!
– Покайся, Фицке!
Карлик захохотал и подбросил два факела, рассыпая искры по полу. Он поймал факелы на лету и тут же швырнул в монаха. И снова захохотал, глядя, как тот сбивает пламя. Промокшая одежда не вспыхнула, а боли Ладислав давно не чуял.
– Кто вы? – поинтересовался карлик, расправляя чудовищно длинные руки. Коротенькие же ножки прочно уперлись в пол. – Кто вы и зачем пожаловали в Чейте?
– Ты не узнаешь меня, шут? – Дьердь Турзо снял шлем. – Ты бывал в моем доме. Ты веселил гостей на свадьбе моей дочери, и я сам подарил тебе три флорина.
Карлик ничего не ответил, а в руках появились ножи. Рукояти их скрывались в умелых ладонях, а лезвия выглядывали серыми жалами.
– Уйди, горбун. Я здесь по слову императора…
Договорить не вышло, дернулись руки, свистнули ножи, вспарывая воздух, и зазвенели, столкнувшись с железом. Ловок был карлик, но умел был паладин Турзо. На лету мечом сбил ножи и велел: