Вечная ночь
Шрифт:
Оказавшись между глухими стенами соседних домов, в узком пространстве, он вдруг испугался. Слабость, дрожь, ледяной пот. Кожа под накладной бородой зудела и горела так сильно, что он застонал. Кирпичные стены домов шевелились, как бока гигантских доисторических ящеров. Ветер выл. Высоко над головой чернела полоса ночного неба. Клаустрофобия. Он считал, что давно справился с этим недугом, оказывается, нет. Он двигался боком, но ни на шаг не приближался к выходу, беспомощно перебирал ногами, а стены медленно наползали, чтобы расплющить его.
Он заранее почувствовал боль, услышал
Со стороны двора звучали голоса. Кроме «скорой», подъехала милиция. Он зажал себе рот, чтобы не закричать. Гоминиды не должны обнаружить его здесь. Где-то совсем близко притаилась особенно опасная особь.
Есть среди питекантропов редчайшие экземпляры, наделенные высоким интеллектом, вполне человеческим. Они выполняют охранительную функцию. Из всех разновидностей гоминидов эти самые сильные и более других похожи на людей. Оборотни. Они враждебны и коварны. Где-то рядом сильнейший, опаснейший оборотень, живущий в безобидном обличье красивой женщины. Именно он заманил Странника в эту ловушку. Восемнадцать месяцев назад именно эта особь вплотную подошла к разгадке священной тайны Странника и вынудила его сделать паузу, бездействовать, оставить погибать десятки беспомощных ангелов.
Невидимая липкая паутина опутывала его все туже. Он чувствовал влажный хруст рвущихся живых нитей и видел, как волнообразно, тяжело шевелятся стены. Ноздри его трепетали. Сквозь волны запахов двора, сквозь густую смесь нечистот, аммиака, сероводорода, бензина, кислых гнилостных испарений многочисленных гоминидов он ясно различил тонкий след аромата оборотня.
Чистый, мягкий, волнующий аромат. Когда-то Странник принял ее за человека. Ему казалось, давно уже нет среди взрослых особей ни одного гомо сапиенс. За чертой Апокалипсиса никто не мог уцелеть. От всех взрослых несет гнилой козлятиной. Чуткий нос Странника не обманывала парфюмерная маскировка. Но естественный женский запах оборотня оказался серьезным испытанием. Оборотень перехитрил Странника, почти свел с ума, чуть не убил. Только что произошло второе покушение. Оно не состоялось.
Через минуту Странник был в соседнем переулке, а еще через сорок минут сел в свою машину, которая ждала его напротив дома старого учителя.
Пока он пробирался по туннелю, к подошвам прилипли нечистоты. Он заметил это не сразу, только в машине почувствовал запах. Пришлось чистить коврик в салоне, а потом, дома, мыть ботинки.
Гоминиды гадят везде. Вряд ли можно найти в этом городе хоть один укромный уголок, где бы не справил нужду какой-нибудь питекантроп.
Вытянувшись на своей ледяной постели, сложив руки на груди, как покойник, Странник продолжал слышать настойчивый плач ангелов. Сейчас, в тишине и безопасности, он мог все обдумать, понять логику последних событий, прочитать полученные
Ангелы, которых он услышал сегодня, привели его в ловушку не для того, чтобы он погиб, а для того, чтобы пробудить его бдительность. Оборотень. Красивая женщина, у которой острое чутье. Она опять помешает Страннику выполнить святую миссию. Нельзя забывать о ней.
Голоса ангелов не замолкали. К их жалобному плачу, к мольбе о спасении, прибавился настойчивый призыв: убей оборотня!
«Микрик», который вез Олю домой из «Останкино», долго не мог проехать по переулку. Из проходняка, от бомжовского дома, медленно двигался задом фургон «скорой». Переулок был односторонний, очень узкий, к тому же заставленный машинами вдоль тротуара.
– Ладно, спасибо, я здесь выйду. Идти два шага, – сказала Оля шоферу.
Арка была ярко освещена. Оля увидела милицейскую машину с зажженными фарами. Рядом стояли и курили три милиционера. У нее почему-то екнуло сердце, она сразу подумала о детях, которые живут в этом бомжатнике, о Петюне и Люде, подошла и спросила, что случилось.
– Бомж повесился, – сердито ответил молодой лейтенант, отвернулся и сплюнул, – давно надо выселить их всех отсюда.
– А клоповник снести к чертовой матери, – добавил тот, что был в штатском.
Оля хотела пройти дальше, к своему подъезду, но все-таки решилась задать следующий вопрос:
– А дети?
Три милиционера посмотрели на нее удивленно.
– Какие дети?
– В этом доме живут мальчик и девочка, совсем маленькие. Квартира на четвертом этаже, справа от лестницы, номер я не знаю.
– Здесь нет номеров, – сказал лейтенант.
– Ну да, наверное. Не важно. Вы не могли бы проверить, все ли с ними в порядке?
«Что я делаю? Зачем?» – подумала она.
Осенью, после встречи с Петюней и Людой, она говорила о них со своей знакомой, которая работала заведующей в районной детской поликлинике.
– Допустим, мы добьемся лишения родительских прав мамаши-наркоманки, – сказала знакомая, – это трудно, но в принципе возможно. Детей отдадут в детский дом. Ты уверена, что им будет там лучше?
– По крайней мере, их там будут кормить, лечить, присматривать за ними. Они же совсем маленькие, – возразила Оля.
– Считаешь, государство о них позаботится? – усмехнулась знакомая.
– Ну, не знаю, хотя бы защитит, согреет.
– Может быть, – кивнула знакомая, – может быть. Ты возьмешь на себя право решать за них? Я точно не возьму. Слишком большая ответственность. У них есть мать, пусть шалава, но родная мамочка. Иногда она бывает трезвой и даже любит их по-своему.
– Идите домой, женщина, – сказал милиционер в штатском и бросил окурок.
– Значит, вы не станете проверять, все ли в порядке с детьми? – Оля сама не понимала, почему вдруг так разволновалась. – Ну, что вам стоит подняться? Мальчику года четыре, его зовут Петр. Девочка, Людмила, ей всего два.
– Это Райки Буханки дети, что ли? – спросил лейтенант и опять сплюнул.
– Ее, – ответил третий, молчавший до этой минуты, – других детей тут вроде бы нет.
– А, понятно, – кивнул лейтенант.