Вечная ночь
Шрифт:
Разумеется, Эрик не влюблен в Ракель, но если он испытывает по отношению к ней хотя бы десятую долю того же чувства собственности, что я к Лукасу, он ни за что на свете от нее не отстанет.
Тем же вечером в умывальной я снова наткнулась на Ракель. Она вытряхивала на ладонь то самое снотворное, что я ей когда-то советовала, — четыре или пять таблеток.
— Осторожней, — сказала я. — Не нужно так много.
Ракель придала лицу непроницаемое выражение.
— Или я никогда не проснусь? По мне, то не так уж страшно, между прочим. — Она вздохнула. — Поверь, Бьянка, этого недостаточно,
— Но больше, чем нужно, чтобы заснуть.
— Не с этим шумом на крыше. — Она бросила таблетки в рот, наклонилась, чтобы сделать несколько глотков воды прямо из-под крана, и вытерла рот тыльной стороной руки. — Они все еще там. И теперь гораздо громче. Все время. И я это не придумала.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
— Я тебе верю.
Вообще-то, я сказала это только для того, чтобы не молчать, но Ракель широко распахнула глаза.
— Правда? Ты не просто так говоришь?
— Правда. Я тебе верю.
К моему потрясению, глаза Ракель наполнились слезами. Она их быстро сморгнула, но я-то знаю, что видела.
— До сих пор мне никто не верил.
Я подошла поближе.
— Не верил про что?
Она замотала головой, отказываясь отвечать, но, проходя мимо меня, легко прикоснулась к моей руке — всего на мгновение, но когда речь шла о Ракель, это можно было считать медвежьими объятиями. Понятия не имею, что у нее случилось в прошлом, но Эрик действительно страшно напугал Ракель. Может, он и не хотел заставлять ее страдать, но я подозревала, что Эрик принадлежит к тем, кому доставляет удовольствие видеть, как люди боятся.
К счастью, тут я могла кое-что сделать.
Ближе к ночи, много позже отбоя, я встала, надела джинсы, кроссовки и теплый черный свитер. Черная вязаная шапочка надежно скрывала мои рыжие волосы. Я подумала, не нанести ли черные полосы на щеки и нос, как делают грабители в кино, но решила, что это уже перебор.
— Идешь перекусить? — пробормотала в подушку Патрис. — Белки уже в зимней спячке. Легкая добыча.
— Я просто прогуляться, — возразила я, но она уже снова заснула.
Я влезла на подоконник. Ночь была холодной, но перчатки и свитер сохраняли тепло, так что я не дрожала. Встав на сук дерева, я вытянула руки, чтобы ухватиться за верхние ветки, и уперлась ногами в шершавый ствол. Сучья под моим весом затрещали, но не сломались. Через несколько минут я уже была на крыше.
В смысле — на крыше нижней части здания. В нескольких футах от меня в ночное небо устремлялась южная башня. Если задрать голову, можно было даже увидеть темные окна родительской квартиры. Напротив нее находилась громадная северная башня, а между ними — крытая дранкой и черепицей крыша главного здания, но не ровная плоская поверхность, а изогнутая под различными углами. Школа строилась медленно, веками, и не каждая новая пристройка совпадала с предыдущими. Крыша, блестевшая в лунном свете темно-синим, немного походила на бурное море с волнами, вздымающимися вверх и падающими вниз.
Я стиснула зубы, вскарабкалась на ближайший скат и поползла, стараясь производить как можно меньше шума. Если кто-нибудь выбрался наружу перекусить, не важно, заметит ли он меня. Однако если кто-то окажется на крыше по другому поводу, нужно, чтобы у меня было преимущество.
Я боялась до полусмерти, хотя и старалась убедить себя в том, что оснований для страха нет. У меня нет опыта стычек; если мне бросают вызов, я сразу хочу свернуться в клубочек. Но все-таки кто-то должен заступиться за Ракель, и похоже, только одна я и могу. Поэтому, не обращая внимания на дрожь, я упорно пробиралась вперед, пытаясь сообразить, где находится спальня Ракель. Должно быть, дальше по коридору отсюда. Наша с Патрис комната размещалась в южной башне, но Ракель такая роскошь недоступна. И кто-то мог стоять прямо над ее спальней, в нескольких футах над головой.
Обдумав все это, я стала пробираться дальше. К счастью, крыша не обледенела, поэтому я не скользила и не падала, поднимаясь на фронтоны и спускаясь с них, кое-где становясь на четвереньки. И все время внимательно прислушивалась к каждому звуку, пытаясь уловить шаги, слово, хотя бы дыхание. Мысль об опасности разбудила все мои темные инстинкты и обострила чутье. Я была готова к чему угодно, по крайней мере, мне так казалось. Когда до комнаты Ракель оставалось всего несколько футов, я услышала, как по крыше чем-то водят — медленно, с растяжкой. Там кто-то был. Кто-то хотел, чтобы Ракель это слышала. Я осторожно подтянулась на очередном крутом скате. Там, скорчившись в тени, стоял Эрик. Он сжимал в руке сломанную ветку и водил ею по черепице.
— Ты, — негромко произнесла я.
Эрик рывком выпрямился, торопливо запахнув длинное пальто. Интересно, что он делал другой рукой?
Почувствовав омерзение, нервничая, я больше всего хотела оттуда убежать, но не сдвинулась с места.
— Попался.
— Теперь мы оба нарушаем правила, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам. — Ты не можешь заложить меня, не заложив и себя тоже.
Я подошла так близко, что вполне могла к нему прикоснуться. Со своим узким лицом и заостренным носом сейчас он сильнее, чем когда-либо, походил на крысу.
— Значит... значит, я заложу нас обоих.
— Великое, к чертям собачьим, дело! Нарушение комендантского часа. Ну и что? Все его нарушают. Никого это особенно не волнует.
— Ты здесь не для того, чтобы поесть. Ты издеваешься над Ракель.
Эрик кинул на меня полный отвращения взгляд, будто это не я, а что-то, на что можно наступить на тротуаре.
— Не докажешь.
Во мне вспыхнул гнев, приглушив страх. Все мышцы напряглись, и резцы полезли наружу, превращаясь в клыки. Реагировать как вампир означает никогда не отступать.
— О, правда?
Я схватила его за руку и сильно укусила.
У крови вампира совершенно не такой вкус, как у человеческой или любого живого существа. Она не насыщает. Это не еда. Это информация. Вкус вампирской крови сообщает тебе, что вампир чувствует в этот самый миг; ты и сам это чувствуешь, и в твоем сознании вспыхивают образы, только что мелькавшие в сознании того вампира. Этому меня научили родители и даже разрешили мне несколько раз проверить это на них. Однажды я спросила, кусали ли они так друг друга, но они ужасно смутились и тут же начали интересоваться, сделала ли я уроки.