Вечное царствование
Шрифт:
Мои руки сжались в кулаки, а в груди закипала ярость, всегда таившаяся под поверхностью, как крокодил, подстерегающий добычу. Но это было глупо, ведь я не была хищником в этом мире, даже если давным-давно мой вид был правителем всего.
Вампиры были настоящими охотниками, рожденными для того, чтобы охотиться на людей, и все в них, от их клыков до силы, было создано для того, чтобы поиметь нас. Борьба каралась кровавыми наказаниями, я видела это слишком много раз. Я просто хотела, чтобы игровое поле было немного честнее, чтобы я смогла бы нанести несколько собственных жестоких ударов.
Вот, почему несмотря на то, что я опасалась
Я вздрогнула, когда встала позади Берта и Марты, идущих впереди меня, отгоняя эти мысли и желая, чтобы с Келли все было в порядке. Она была сильной и знала, когда повернуть назад. Я должна была верить в нее.
Волосы Берта поредели, осталось несколько седых прядей над ушами, а Марта убирала свои редеющие локоны под поношенную шапку. Как обычно, мы поприветствовали друг друга короткими кивками и вежливой беседой, не более того.
— Погода сегодня плохая, — пробормотал Берт.
— Дождь, наверное, будет идти весь месяц, как в прошлом году, — проворчала Марта, бегая налитыми кровью глазами по сторонам.
Но именно недосказанные вещи маячили на грани моего разума. Погода была безопасной темой, которой придерживалось большинство людей. Но их запавшие глаза говорили о бессонных ночах, о страхе стать на год старше. Берту и Марте было почти шестьдесят, а пожилые члены нашего общества иногда просто… исчезали. Никто бы даже не упомянул об этом. В один прекрасный день они были бы здесь, а на следующий пуф… и исчезли. И все вели бы себя так, как будто никогда их не знали.
Это была судьба хуже смерти — быть так быстро забытыми, ваши имена больше никогда не произносились, как будто вас никогда и не существовало, и мысль о том, что однажды это случится с моим отцом, была более пугающей, чем я могла бы выразить словами.
Реальность была такова, что завтра любой человек, будь то сосед или кто-либо другой, мог исчезнуть, и именно поэтому вежливый разговор — это было единственное, что мы могли себе позволить из всех наших взаимодействий. Забота о ком-то — была самым простым способом убедиться, что вы почувствуете боль от потери этого человека. Мы держались за свои семьи и сосредотачивались на тех немногих, без кого не могли жить; остальные члены сообщества поступали также. Возможно, это было не то, чего мы хотели, но это было то, что требовалось, чтобы выжить в этом месте. Мы не могли позволить себе друзей, и мы не могли позволить себе жалость. Каждый человек здесь заботился о себе и своих семьях, и это все. Без исключений.
Но проблема была в том, что мое сердце не так легко подчинялось этой идее. Иногда, когда пропадали люди, которые были постоянными в моем мире, это не давало мне спать по ночам. Это заставляло мои мысли трескаться и рассыпаться на осколки, которые
Пара повернулась лицом к началу очереди, и я поплелась за ними, разочарованная тем, как медленно она продвигалась к пункту выдачи пайков.
Торговый центр был единственным зданием, в котором проводилось какое-либо регулярное техническое обслуживание в Сфере. Белые стены резко выделялись на фоне дождя, а с покатой крыши потоками стекала вода.
Я наклонила голову, чтобы заглянуть Берту за спину, пытаясь разглядеть их. Вампиров, которые были такими неестественными во всем своем совершенстве. Я презирала их до глубины души, но было в них что-то такое, от чего мой пульс всегда бился в темной и дикой мелодии. Это было больше, чем страх, это было любопытство в его самой опасной форме, интрига, которую я никогда бы не озвучила вслух. Их красота — от жемчужной кожи до манящих глаз — была злым заклинанием, призванным притягивать взгляды их жертв, а иногда они притягивали и мои.
Они были единственным доступным намеком на мир за пределами этого. Их одежда была хорошо сшита. Новая. Это говорило о том, что за пределами Сферы есть место, о котором мы не имеем ни малейшего представления. Город?
Все, что я знала, это то, что вампиры не жили в такой нищете, как мы, но я едва могла представить, на что могло быть похоже то место. Большинство прежних книг были сожжены давным-давно. Несколько из них мы все еще хранили дома под кроватями, но основным источником информации, которым я располагала о жизни за пределами этого места, был папа, и он рисовал ее в моем воображении, как художник мазками.
Папа рассказывал истории о красивых городах, раскинувшихся лугах и сверкающем синем море. То, что мой разум придумал в ответ, вероятно, было неправильным, но все равно это поддерживало меня. Было о чем помечтать, когда дни становились темными, а по ветру разносился запах крови.
И, черт возьми, я мечтала. Я так много мечтала, что мой разум был в другом месте чаще, чем здесь. Даже сейчас, когда я стояла под дождем, под небом цвета бронзы, я была погружена в грезы о солнечном свете и птицах, весело поющих высоко на деревьях, таких же высоких, как унылые здания, отбрасывающие на меня их тень.
Мысленно я могла бы взлететь вместе с этими птицами, расправив крылья и паря в восходящем потоке ветра. Я не знала, как выглядит мир снаружи, но я попыталась представить его, создав в своей голове место, полное радуг вместо дождя, ослепительного поцелуя солнечного света вместо высасывающего душу однообразия облаков.
Я заправила свои длинные темные волосы за уши и сдвинулась вперед в грязи, когда моя очередь наконец приблизилась. Мы с Келли были неидентичными близнецами. Я унаследовала папины черные волосы и такие же темные глаза, в то время как Келли была светленькой, как мама, с зелеными глазами, золотистыми локонами и загорелым цветом лица. Я часто оплакивала ее через свои детские воспоминания и через воспоминания папы о его прошлом с ней, никогда не позволяя себе забыть, кем она была и как сильно она нас любила. В моей груди была дыра на ее месте, и ничто не могло ее заполнить.