Вечное царствование
Шрифт:
Здесь не было ни окон, ни дверей, вообще ничего, кроме бледных стен и единственной мерцающей лампочки.
Падальщик громко зарычал откуда-то слишком близко, и я рванула в дальний конец комнаты, на ходу хватая утюг с полки и свободно обматывая шнур вокруг запястья.
Я нырнула под скудное прикрытие из простыни, свисающей с перекладины на потолке, и прикрыла рот рукой, чтобы не дышать, услышав звук открывающейся двери.
Свет над головой замерцал, затем погас.
Последовало молчание, моя рука, которую я прижала ко рту, дрожала, легкие горели от желания сделать большой глоток воздуха.
Падальщик
Мои конечности задрожали, но я оставалась на месте, молясь всему сущему на этой земле и за ее пределами, чтобы каким-нибудь чудом он не нашел меня.
Мой разум наполнился мыслями о Монтане и отце, осознанием того, что они никогда не поймут, что со мной случилось. Или еще хуже. Возможно, мои останки найдут вампиры, которые правят нашей Сферой. Возможно, они узнают то, что осталось от меня, и поймут, что я выбралась за ограду. И я просто знала, что они накажут за это мою семью. Они отвезут их в «Банк Крови» и заставят столкнуться с судьбой гораздо худшей, чем та, что ожидала меня в этой комнате. Все потому, что я пришла сюда, все потому, что я плохо рассчитала свои риски.
Я не могла этого допустить. И не допущу.
Звук шагов падальщика приближался, его отчаянное рычание сковывало меня, пока я крепче сжимала утюг и ждала, поднимая его, готовясь нанести удар.
Свет снова вспыхнул, и сквозь тонкую ткань простыни проступил силуэт.
Я зарычала в знак вызова и бросилась вперед, замахиваясь железом изо всех сил.
Тяжелый металл врезался в череп ублюдка, треск кости и брызги крови на белой простыне наполнили меня отвращением.
Но я не останавливалась, по инерции мы пролетели через всю комнату, простыня запуталась вокруг него, он закричал в яростном отчаянии, и мы врезались в стену.
Я отшатнулась от него, изо всех сил швырнула в него утюг и помчалась к двери.
У меня были секунды. Даже меньше. Передо мной маячил открытый дверной проем, обещание побега было так близко и в то же время чертовски далеко.
Я закричала, когда падальщик схватил меня за лодыжку, вырывая ногу из-под меня и швыряя на пол с такой силой, что я вскрикнула от боли. Обжигающий жар опалил внутреннюю сторону моей правой руки, затем исчез, не оставив после себя ничего, кроме адреналина.
Я перекатилась, брыкаясь, плюясь и шипя, как загнанная в угол уличная кошка, в то время как полуголодное чудовище корчилось на простыне, которая обвилась вокруг его тела, свободной была только его рука, его ногти впивались в мою кожу через ткань леггинсов. Он был сильным, сильнее меня, но если падальщик не чувствовал ничего, кроме бесконечного голода, то логично предположить, что в этом состоянии он был наиболее слаб, и это означало, что у меня был шанс.
Я брыкалась и брыкалась, свет снова погас, как раз в тот момент, когда мой ботинок врезался в его запястье достаточно сильно, чтобы оторвать его от меня.
Я, не колеблясь, вскочила на ноги и снова слепо бросилась к двери, крик сорвался с моих губ, когда я проскользнула сквозь нее, моя рука сомкнулась на ручке, несмотря на темноту.
Я захлопнула ее за спиной с такой силой, что звук эхом разнесся по лестничной клетке, а моя рука потянулась к замку и резко повернула.
Падальщик
Снова и снова он бил в нее, а дверь продолжала держаться, когда я попятилась, затем повернулась и побежала, звук его попыток прорваться преследовал меня всю дорогу вверх по лестнице и заставлял бешено биться мой пульс.
Я захлопнула и следующую дверь, бросилась через холл в ближайшую квартиру и, вытащив оттуда тяжелый письменный стол, забаррикадировалась им, втиснув его между дверью и стеной, чтобы он никак не смог его сдвинуть.
Я рухнула на стол в тот момент, когда дело было сделано, тяжело дыша и смеясь, тяжесть моей сумки на спине была желанным другом, когда несколько слез облегчения брызнули из моих глаз, и мой смех перерос в маниакальный.
Я понятия не имела, как, черт возьми, мне удалось это пережить, но мне было все равно. Я все еще дышала, это существо осталось там, внизу, умирать с голоду, а у моей семьи была теплая одежда на зиму.
— Черт, — выдохнула я, выпрямляясь и проводя рукой по лицу, пытаясь избавиться от оставшегося адреналина, который заставлял мое сердце бешено колотиться в груди.
Я сделала это. Улыбка на моем лице не сошла бы до самого завтрашнего дня.
Мы хорошо поужинаем сегодня.
В этом я не была уверена уже несколько месяцев. Одна только мысль об этом заставила мой желудок перестать урчать впервые за долгое время.
Я рванула по тускло освещенному коридору, побежала обратно к выходу и ступила под дождь, ледяные капли снова полились на меня, но мне было наплевать.
Я тщательно осмотрела окрестности, понимая, что падальщик, возможно, не единственный, кто прячется на окраинах Сферы, но я не обнаружила никого, кто прятался бы между зданиями или следил за мной, когда я возвращалась к водостоку, который привел меня сюда. Томаса по-прежнему не было видно, так что, похоже, его тайна была моей тайной, и он ничего не узнал.
Я спрыгнула в темноту водостока, мой разум был полностью занят мыслями о том, что мы будем есть сегодня вечером, пока я пробиралась через дыру в обломках и проходила под оградой обратно в Сферу.
Запах здесь, внизу, был резким, но почему-то стал еще сильнее по возвращении, аромат свободы все еще витал на моей коже, когда я добралась до лестницы и быстро взобралась по ней. Я хотела бежать всю дорогу домой и показать папе и Монтане, что я нашла — хотя, наверное, я бы не стала упоминать об этом падальщике, иначе они бы никогда больше не позволили мне сюда сунуться.
Монтана точно взбеситься. Я рассказала ей, что задумал Томас, а она мне не поверила. Теперь она смогла бы проглотить свои слова вместе с едой.
Я рассмеялась от чистого самодовольства, как только добралась до верха лестницы и выбралась под дождь.
— Сука! — Я едва узнала Томаса, прежде чем его кулак коснулся моей челюсти.
От удара меня отбросило назад, я тяжело приземлилась на бок и ударилась локтем о бетон.
Я вздрогнула от внезапного нападения, моргая сквозь сумятицу своих мыслей и капель дождя, бьющих по моему лицу, когда мой разум осознал, что происходит.