Вечное движение (О жизни и о себе)

Священник Николай Петрович

С. И. Вавилов и Н. В. Цицин сообщили мне, что президиум АН СССР не находит материалов для предания меня суду чести, что в глазах президиума я ни в какой мере не опорочен прошедшими событиями и дело с организацией института будет продолжаться.

3-6 февраля 1948 года в Московском университете состоялась конференция по проблемам дарвинизма под руководством И. И. Шмальгаузена. Сам И. И. Шмальгаузен глубоко разработал вопрос о проблеме приспособления у Дарвина и у антидарвинистов. Не называя имен, он атаковал идеи Т. Д. Лысенко, отнеся их к разряду антидарвиновских. И. М. Поляков также подверг жестокой критике взгляды Т. Д. Лысенко, отмечая, что неправомочно отрицать существование в природе такого коренного дарвиновского фактора эволюции, как внутривидовая борьба. И. М. Поляков заявил, что отрицание внутривидовой

борьбы неизбежно толкает Т. Д. Лысенко в лагерь антидарвинистов. С резкими заявлениями выступил и Б. М. Завадовский, который сказал, что принципы Т. Д. Лысенко находятся в коренном противоречии с положениями Дарвина, Тимирязева, Мичурина.

– Напрасно,- говорил Б. М. Завадовский,- сторонники Т. Д. Лысенко называют себя творческими дарвинистами, продолжателями К. А. Тимирязева и мичуринцами. На самом деле они пытаются ревизовать основные положения дарвиновского учения.

Конференция по дарвинизму в Московском университете вновь как бы разожгла дискуссионные страсти. Она, однако, отличалась от прошедших дискуссий по генетике тем, что ее руководители в отношении генетики пытались занять как бы третью линию. Они критиковали сторонников Т. Д. Лысенко, но в чем-то упрекали и классических генетиков, полагая, видимо, что, временно принося "генетиков" в жертву, можно будет легче преградить дорогу сторонникам Т. Д. Лысенко.

Первое послевоенное десятилетие было переломным в истории мировой биологии, именно в это время в недрах хромосомной теории наследственности рождалась современная молекулярная генетика, прогресс которой обусловил создание и успехи всей новой молекулярной биологии. В генетику широким потоком хлынули методы химии, физики и математики. Создавалась генетическая биохимия. Все это вело к тому, что генетика приближалась к разрешению проблемы наследственности на молекулярном уровне. Это был тот период, когда поколебалась, казалось бы, навечно утвержденная мысль о том, что белок как универсальная главная основа жизни является и материальным субстратом наследственности. Внимание чутких исследователей всего мира все больше приковывалось к роли нуклеиновых кислот как материального базиса для записи явлений наследственности. Эти новые революционные идеи пробивались через развитие биохимической генетики того периода.

10-13 марта 1947 года Отделение химических и Отделение биологических наук Академии наук СССР проводили совместное совещание по белку. Одновременно это совещание было 5-й конференцией по высокомолекулярным соединениям. В ней участвовало более 800 физиков, физико-химиков, биохимиков и биологов, обсуждавших проблемы белка. Мой доклад на этой конференции под названием "Биохимическая генетика" посвящался изложению новых материалов о роли нуклеиновых кислот, формированию новых задач в области биохимической генетики и призывам к работе на новых путях, которые требовали глубокого внедрения в генетику методов физики, химии и математики.

Говоря о роли нуклеиновых кислот, нельзя не сказать об Андрее Николаевиче Белозерском, который посвятил этому вопросу всю свою жизнь. Знакомство с А. Н. Белозерским - одно из памятных событий в моей жизни. В 1946 году он как-то пришел ко мне на Воронцово поле, 6, и мы более двух часов говорили о будущем в развитии учения о роли нуклеиновых кислот. Тогда А. Н. Белозерский был еще молодым человеком, его темно-коричневые настойчиво-умные, внимательные глаза приковывали к себе собеседника. Я почувствовал к нему самую глубокую симпатию. В последние годы своей жизни Герой Социалистического Труда, вице-президент Академии наук А. Н. Белозерский возглавлял крупнейшую школу биохимиков в Московском государственном университете. 31 декабря 1972 года в расцвете своих творческих сил А. Н. Белозерский скончался.

Доклад, с которым я в 1947 году выступил на конференции по белку, биохимики, к сожалению, не поняли. В то время они, видимо, были еще далеки от господствующих сейчас представлений о биохимической генетике.

Вспоминаю слова крупнейшего нашего биохимика и физиолога растений Андрея Львовича Курсанова, сказанные им после моего доклада:

– Нет, как хотите, а генетическую концепцию о наличии в клетке программы в виде системы генов я понять не могу.

Он пытался внушить мне мысль, что обмен веществ

в клетке - это самоупорядоченный закономерный процесс, который не нуждается ни в каких структурных программирующих элементах в виде генов. На мой вопрос о том, как же этот закономерный процесс воспроизводится в поколениях, когда организм именно данного вида возникает из одной клетки - оплодотворенного яйца, А. Л. Курсанов только пожал плечами.

1947-1948 годы были началом того перелома, который к 60-м годам в органическом единстве объединил биохимию и генетику. И тогда, в 1947 году, выступая с докладом на конференции, я старался наиболее убедительно обосновать тезис, что генетика переходит на новый уровень благодаря слиянию с биохимией. Особое внимание уделил значению нуклеиновых кислот, которые рассматривались с новых позиций, указывавших на связь генов с этими молекулярными структурами.

Доклад призывал к тому, чтобы как можно шире и глубже вовлечь в генетические опыты мир микробов и вирусов. Настойчиво проводилась мысль о важности для теории генетики и для практической селекции получения новых ценных микробов и вирусов методом экспериментального получения мутантов. Указывалось, что в принципах связи белка с нуклеиновыми кислотами кроется одна из главных загадок жизни. В докладе подчеркивалось, что теоретические исследования по проблемам биохимической генетики уже привели к крупным практическим результатам, связанным с получением активных штаммов грибов и других организмов, дающих антибиотики и другие ценные вещества, с практикой обозначения группы крови у человека, с селекцией растений и животных по биохимическим особенностям, по устойчивости к заболеваниям и т. д.

Конечно, этот доклад не был лишен противоречий, ибо он отражал положение науки к 1947 году. Важно то, что в нем речь шла о новых путях внедрения в генетику физики, химии и математики. В этом докладе показывалось, что происходит слияние генетики с биохимией. Теперь мы знаем, что в дальнейшем именно это обстоятельство способствовало рождению молекулярной генетики и на ее основе всей молекулярной биологии. На первом плане в докладе выдвигались проблемы химии гена, его размножения внутри клетки путем ауторепродукции и сущности биосинтеза белка. Внимание привлекалось к особой роли нуклеиновых кислот. Отчетливо сформулировано понимание роли новых объектов для молекулярно-генетических исследований в виде бактерий и вирусов. Все эти вопросы, касавшиеся химии гена, его размножения (ауторепродукции), сущности синтеза белка, разработка генетики вирусов и бактерий,- именно они составляли содержание наступающего перелома в генетике. Поворот к этим вопросам послужил сердцевиной революции, которая разразилась в генетике в течение 50-60-х годов нашего столетия.

Содержание моего доклада на конференции по белку выражало мое понимание программы работ будущего Института цитологии и генетики. Это понимание формулировалось затем в ряде моих выступлений в 1947-1948 годах, а также в моих докладных записках в президиум Академии наук СССР.

В течение всей первой половины 1948 года мы жили в приподнятом настроении, ожидая организации нового Института цитологии и генетики. Еще в 1946 году С. И. Вавилов написал мне личное письмо, в котором предложил для издательства Академии наук написать книгу "Генетика и эволюция популяций". В июне 1948 года я прочел уже верстку книги, и она ушла в печать, чтобы появиться в продаже к концу 1948 года. Однако книга не вышла.

Все получилось иначе. Институт цитологии и генетики, ставивший своей задачей работать на подступах к раскрытию молекулярной природы наследственности, в новых областях по проблеме мутаций, по эволюционной генетике и по цитогенетике,- этот институт в 1948 году не был открыт.

* * *

25 августа 1948 года мы с А. И. Паниным возвращались в Москву пароходом по Волге из летней поездки по реке Белой. Вечером подошли к пристани Горького, затем перебрались на железнодорожный вокзал. До отхода поезда оставалось около двух часов, и я пошел побродить по привокзальной площади. Начинало темнеть. Остановившись перед газетным щитом, на котором была вывешена газета "Известия", я стал читать передовую статью. Статья была посвящена разгрому антинародного учения в биологии, именуемого в газете вейсманизм-морганизм, то есть разгрому нашей современной генетики.