Вечное
Шрифт:
– Джараб! Джараб, вставай, негодный мальчишка!
Это орала моя мать. Своего отца я не знаю и никогда не видел. Скорее всего, им был один из материных посетителей.
Да, она работала шлюхой, пока не испортилась, сейчас её уже никто не берёт. Одни боги знают, сколько она убила новорождённых, и почему сохранила именно меня.
На прошлой неделе, мне исполнилось четырнадцать. Всю свою короткую жизнь, я только и делаю, что выполняю грязную работу. С малых лет, мать втолковывала мне, что я должен жить ради неё.
О боги, как мне это надоело!
Вчера я первый раз был с женщиной. Я впервые не принёс заработанные деньги домой. Я потратил их на наложницу и вино.
Чёрт его знает, на что я рассчитывал, но сейчас пришла расплата.
– Джараб! Негодяй!
Мать замахнулась на меня палкой. Я резко вскочил и упал перед ней на колени.
– Прости меня, матушка! – залепетал я, – вчера меня избили и ограбили, у большой Стены, я так перед тобой виноват!
– Лжёшь! Скот негодный! От тебя разит вином и шлюхами! Ты истратил деньги, предназначенные нам на прокорм, – закричала мать и ударила меня по голове.
– Прости, мама, прости!
– Скот! Животное! Негодяй! Лжец! – вопила мать, нанося всё новые удары.
Я сжался в комок и безропотно терпел экзекуцию.
Наконец мать, в изнеможении опустилась на пол и тяжело задышала.
– Шагом марш работать, скот! – крикнула она на прощанье, встала и вышла.
Я вздохнул с облегчением.
Кое-как ополоснувшись из корыта, я опоясался набедренной повязкой, и побежал на работу. С прошлого года, меня взял хозяин каменоломни. Труд был очень тяжёлый, но ведь и платили мне неплохо, с лихвой хватало на еду мне и матери.
Бес меня попутал, устроить себе развлечение вчера, не буду больше этого делать. Никогда не буду. Голова нещадно болит, да и девка была не очень. А теперь придётся быть до вечера голодным, ведь на еду денег совсем не осталось.
Я быстро шёл по грязным улицам. Солнце взошло, а это значит, что на каменоломне уже давно работают. Ещё не хватало, получить нагоняй от хозяина. Я ускорил шаг, потом побежал.
Наконец, показалась заветная пещера.
– Джараб!
Я обернулся. Передо мной стоял хозяин.
Я раболепно поклонился.
– Здравствуйте, господин!
Не отвечая на приветствие, хозяин приступил к выговору.
– Джараб, ты опоздал на работу! Знаешь ли ты, который сейчас час?
– Нет, господин, – я склонил голову ещё ниже.
– Джараб! Уже почти полдень! Из-за твоего опоздания, я вынужден терпеть убытки!
– Да, господин, простите меня, господин, – лепетал я.
Хозяин пристально разглядывал меня.
– Ты ведь понимаешь, Джараб, что за такое поведение, я могу выгнать тебя с работы?
– Да, господин, я понимаю это! Пожалуйста, не надо! Я готов искупить свою вину! Я
– Джараб! Я делаю это только из-за твоей матери, я знал её ещё до твоего рождения. Раньше она была славной женщиной.
– Благодарю вас, господин, – я готов был расплакаться от облегчения.
– Но! – хозяин поднял вверх указательный палец, – я не могу оставить твой проступок без наказания, ведь тогда все в каменоломне решат, что опаздывать можно! Ты ведь понимаешь это, Джараб?
Я окончательно сник и расплакался, ответив сквозь слёзы что, да, я это понимаю.
– Прекрати немедленно, Джараб! Будь мужчиной, или я вынужден буду прогнать тебя несмотря ни на что! – хозяин грозно подбоченился.
– Джараб! С сегодняшнего дня, ты работаешь на два часа больше, плата при этом не увеличится. Так продлится одну неделю. Это будет твоим наказанием. Тебе это понятно, Джараб?
– Д-да, господин, – всё ещё всхлипывая, ответил я, – спасибо господин.
Грозно приподняв бровь, хозяин пристально на меня посмотрел, и указав в сторону пещеры сказал:
– Ну так, приступай к работе, немедленно!
Я, сломя голову, бросился в пещеру.
Справа от меня люди толкали тачки, полные битого камня, я побежал вглубь каменоломни.
– Здравствуй, Джараб, – сказал Сухейн.
Я был его помощником. Недавно Сухейну исполнилось сорок лет. Это был широкоплечий старик, с ещё крепкими мышцами и хмурым лицом. Сухейн был добр ко мне.
– Здравствуйте, дядя Сухейн! Простите, я сегодня опоздал!
– Ничего, юноша, ничего.
Сказав это, Сухейн повернулся обратно к стене и принялся долбить её киркой. Мои обязанности заключались в сборе колотого камня. Я собирал из-под ног Сухейна крупные куски, и складывал их в тачку.
Потом, я катил тачку к месту сбора камня. Что делали дальше с этой горой камней, я не знаю.
Уставал я на работе страшно. Мой руководитель Сухейн был одним из немногих, кто способен был в сорок лет продолжать работать. Как правило, максимальный возраст работников каменоломни не превышал тридцати пяти лет.
О, боги, как я мечтал о другой жизни!
С раннего утра и до позднего вечера, я был вынужден таскать тяжести. И хотя я работал здесь совсем недавно, у меня уже начались боли в спине.
Тяжки минуты упорного труда. Порой, я не чувствовал ничего кроме голода. Не знаю, откуда брались силы, может быть от безысходности, а может, потому, что не хватало времени думать о чём-то кроме еды. А еду я мог получить, лишь продолжая работать.
В полдень, Сухейн сказал, что пора сделать перерыв. Он часто угощал меня лепёшками, и я с надеждой посмотрел на него.
Сухейн вытащил из своего мешка две лепёшки и протянул одну мне.
– На, Джараб, ешь.
– Храните вас боги, дядя Сухейн! – воскликнул я, – я так голоден! Спасибо вам!