Вечность во временное пользование
Шрифт:
> Ок, – написал Ловец. – Вот ещё есть герой: Брейвик. Знаешь о нём?
> ГЕРОЙ??? – взревел Дада. – Как представлю этих бедных детей на том острове! Вот ведь жуть жутчайшая! Хуже, чем у Гаса Ван Сента в фильме! Вооружённый лысый жирдяй в защите ходит по летнему лагерю, как по видеоигре, и просто отстреливает движущиеся цели! Ад!!
Оказалось непросто найти цель, достойную его смерти.
Но они никуда не торопились.
Однажды, когда Дада уже было решил, что можно и дальше просто изливать душу доброжелательному умному слушателю,
В 2 а. м. отнесёшь его по адресу 7, улица Акведук. В проёме перед дверью будет спать клошар. Пакет отдашь ему».
Дада прошиб холодный пот: значит, Ловец и его люди («мы»!) не виртуалы ни фига, а вот они – знают его адрес! Как нечего делать проникли в дом, оставили в ящике пакет… Господи!
Разговоры были такими «френдли», такими безопасными! И вот – пакет…
Он бросился к окну, резко задёрнул шторы и в узкую щёлочку сбоку панически обшарил взглядом свою тихую безлюдную улицу: конечно, никого он сейчас не увидит! Это же понятно!
Чертыхаясь, босиком скатился по лестнице вниз и с замиранием сердца заглянул в ящик: там белело. Трясущимися руками повернул в замочке ключ и вынул плотный, негнущийся, но не тяжёлый пакет. На матовой бумаге ничего написано не было.
До ночи был ещё целый вечер: из-за философских бдений с Ловцом Дада отрубался уже под утро, ближе к пяти-шести, и вставал соответственно. Сейчас на часах было время ужина, и Дада решил выйти в город.
Париж сиял, искрился, зазывал и плутовал, как всегда. Их с мамой квартира находилась в 18-м, никогда не спящем, аррондисмане. Сиреневые сумерки мягко пропитывали вечерний воздух, зажигались фонари и витрины, окна и маленькие лампы на столиках кафе. Сердце Дада грохотало, он умоляюще вглядывался во встречных людей.
Рухнул за ближайший столик на тротуаре и заказал кофе.
Ладно, будем рассуждать трезво. Что такого уж страшного произошло? Ну да, вычислили адрес. По ай-пи и не такое вычисляют. Или нет? Ну да! Ничего, ничего.
Мимо текла вечерняя толпа, и само это многолюдье делало конверт в кармане пальто менее страшным.
– Красное, пожалуйста.
Глоток вина не повредит. Денег на второй нет, так что напиться и пропустить порученное дело невозможно.
После первого глотка вина, волшебного, как влажный поцелуй в жару, Дада выдохнул и закурил, разглядывая праздную публику и продавца каштанов, волнорезом стоящего посреди тротуара. Он словно играл сам с собой в чёрные шашки на круглой доске.
Со стороны могло показаться, что Дада совершенно безмятежен.
Она жила в Париже уже три месяца, и, если бы кто-то когда-то сказал ей, что это время станет самым несчастным в её жизни, она бы ни за что не поверила. Всё оказалось просто катастрофой – она сама оказалась катастрофой!
Важнее всего: французы отказывались понимать её французский язык. Противная девица в любимой булочной, противные преподаватели Сорбонны, а главное – противные
– Простите, здравствуйте, можно вас попросить? – Молодой, очень худой большеглазый парень приподнялся из-за столика с извиняющейся улыбкой.
– Смотря о чём? – ответила она и остановилась.
– Видите ли, я пытаюсь бросить курить и поэтому не покупаю сигарет…
– А, да, пожалуйста! – Она даже не заметила, что курит на ходу.
Пока девушка доставала из сумки пачку, юноша продолжил:
– …продайте мне одну сигарету!
– Ну о чём вы говорите! Вот, берите, – начиная раздражаться, ответила она.
Молодой человек вытянул сигарету из пачки и взмолился:
– Вы не понимаете! Я должен заплатить! Это моя мотивация: для здоровья и для кармана сигареты – это очень плохо!
Они встретились взглядами и расхохотались.
– Как мило! Значит, для моего кармана и здоровья сигареты – это хорошо?!
– Да, это я умно выступил… – признал Дада. – Присядьте, покурите со мной? Кофе?
Синие глаза внимательно взглянули на него. Во всяком случае, ты понимаешь мой французский. Ну, давай попрактикуемся! И она кивнула, присаживаясь за его столик.
– Уф-ф-ф! Целый день сегодня ношусь по городу!
Она вытянула ноги в бежевых ботильонах, опустила меховой воротник чёрного пальто и резким движением головы высвободила из-под шапки длинные белые волосы, по очередно отразившие все разноцветные лампочки под козырьком кафе.
– Кофе и пише.
– Пише? – переспросил Дада. – Выпьете пол-литра вина в одиночку?
– Почему в одиночку, – пожала плечами девушка. – С вами.
Она закурила и благодарно улыбнулась подошедшему с заказом официанту, разлившему по бокалам вино.
– Меня зовут Марин. За знакомство!
– Даниэль. И давай на «ты»!
Две катастрофы, прикинувшиеся симпатичными молодыми людьми – черноволосый кудрявый парень и блондинка с волосами, меняющими цвет в зависимости от поворота головы, – мирно потягивали винцо, болтали и грели руки без перчаток о тёплую поверхность круглого столика: прямо над ними улицу отапливала огромная «керосиновая» лампа.
В плотной темноте позднего вечера с другой стороны улицы они выглядели, как маленькие фигурки кукол на ярко освещённой сцене.
Проклятье! С этой сумасшедшей русской он опомнился только в три часа ночи, когда совершенно неожиданно она растворилась в каком-то из узких поворотов между домами на Монж.
За первой полбутылкой красного последовала вторая, третью, уже полноценную, они купили в арабской лавочке, открытой для гуляк почти до утра. Как специально, на высоком глубоком подоконнике стояли оставленные кем-то два стеклянных бокала, и Марин тут же вымыла их вином.
– Дезинфекция! Вуаля! – Она беспомощно посмотрела на винно-красные ладони. – Но теперь надо искать, где умыть руки?