Вечные ценности
Шрифт:
Персонажи у костра – традиционные: обязательно старшее поколение, которому есть что рассказать, и молодое, которому есть что послушать… И каждое поколение, как каждый возраст, несет свой мир, которые, сталкиваясь, обогащают друг друга.
Здесь три возраста: мальчишка, девушка, дедушка. Три границы. Три опыта жизни. Дед думает: «Как быстро жизнь промчалась: был мальчишкой – и вот, не успел оглянуться, как уже дед. А-а, вот в чем дело: меня спрашивают как деда, вот я и дед. Когда мы мудреем? Может, именно в тот момент, когда рядом дети, два возраста. А до этого был мальчишкой. И сидел бы сейчас у костра состарившийся ребенок. Так и с каждым из нас. Любой старик – ребенок. Как говорила Раневская: «Смешно,
Дед держит в руке несколько веточек рябинки. Девочка, его внучка, набрала их как букет, как цветы, и дала ему, а он говорит:
– Зачем сорвала? Для рябины еще рано, она неспелая…
– Дед, это я не ягоды сорвала, а букет…
– Ну да, ты девка, для вас это баловство… Мы-то рябину собираем не как букет, а для засолки, мариновки, чтоб мочить, сушить для чая…
Поговорили, и вот он так держит этот рябиновый букетик и думает:
– «Да, баловство… а вот без баловства не проживешь…» И тут он что-то начинает вспоминать. Может быть, свою первую любовь. Несчастливую. И как бы говорит себе: «Ведь сколько лет я за Марьей ходил, ходил. А потом думал: зачем ходил, ведь не любила! Треть жизни потратил: все ходил, цветы дарил, все крыльцо обтоптал и тропинку. А она все равно – как не любила, так и не полюбила! До сих пор вспомнить обидно… Прибежишь за двадцать километров, а она: «Чего прибежал? Чего ты бегаешь?» А сама, наверное, хотела сказать: «Я тебя видеть не могу…» А я так и не мог ей сказать: люблю… Мне мать говорила: «Оставь ее, видишь – не любит тебя. Ты мужик или кто? У тебя забор сломанный, а ты все свободное время к ней… За двадцать километров туда-обратно мотаешься. Да и Алексей, смотри: он тебя встретит, морду-то начистит». Опять пошел… И зачем вообще люди вот так мучают друг друга? Вон, соседи у меня, Петр с Татьяной, живут уже пятьдесят лет вместе и поедом едят друг друга. И не задаст каждый из них себе вопрос: а зачем мне это нужно?… А ведь как он ее в молодости добивался! И как она сопротивлялась! А как поженились – сразу начали воевать. И разойтись не могут…
Сложная штука жизнь, не простая… Лишнее, да, а как без этого лишнего проживешь… С виду-то кажется, что так проще, так лучше, а жизнь иначе все расставляет… Хотя, если разобраться, сами себе придумываем разные сложности. Даже понимая это… Значит, эти сложности нам нужны… Как и мне тогда – влюбился и ходил пять лет…»
А девчушка видит, как он теребит букет рябинок в руках, и, смущенно улыбаясь, спрашивает его:
– Дед, а ты со своей первой девушкой как познакомился?
Он задумывается и начинает рассказывать…
– Да вот, Настя, так же вот за картошкой сидели. Я и не знал, как с ней заговорить. Сидим вот так, печем картошку. Что ей сказать? У меня язык к горлу прилип, спина вся мокрая, не знаю, чего сказать, е-мое. Сказать: не горячо тебе картошку-то колупать? Так глупо. Скажет: «Дурак какой-то. Сам не видишь, что горячо, раз дую?» Так вот целый час все думал, что ей сказать.
Иногда жизнь открывается как истина на ладони
– А ты бы ее спросил: «Вкусная картошка-то?»
– Да мне-то это как в голову-то не пришло. Действительно,
Приятный такой разговор у внучки с дедом. Как всегда, говорят на тему любви. Она спрашивает, а он отвечает. Обычно-то он как старший подтрунивает над ней на тему, что ей кто-то нравится, есть ли у нее жених… А она стесняется, поэтому старается сама побольше расспросить.
А мальчишке стыдно все это слушать. И хочется, и стыдно. И он специально хворостом щелкает, чтобы не думали, что он слушает… Тем более что дед его уже раз спросил: «Сережка, а девчонка-то есть у тебя?» И он тоже, как и сестра, засмущался и не знал, что ответить.
Последние дни лета. Рябина уже красная. Корова еще ест сочные травы. И уже можно картошку печь на костре. Когда уже не жарко, а прохладно. И под эту картошку – все удовольствия. И такие воспоминания выплывают…
Хотя самого деда не раскачаешь на разговор. Он все больше молчит. Пастухи вообще не очень разговорчивые. Внучка целый год к нему приставала:
– Дед, расскажи, как ты за Марьей за двадцать километров бегал…
– Да отвяжись ты, прилипало. Не хочу я рассказывать!
– А чего тогда не бросил? Чего тогда бегал?
– Чего бегал, чего бегал… Пристала…
Дед ворчит, но добродушно. Девчонка растревожила его, заставила окунуться в прошлое, растормошила… Он уже и думать забыл о тех чувствах, а тут все опять… как заново…
А девчонка думает про себя: «Поняла, почему Мишка ко мне ходит, – потому что любит. Я-то думала, он просто дурак. Мне-то он не нравится, неужели непонятно? А он, оказывается, любит…»
В простой жизни люди, как планеты, движутся по своим привычным орбитам, ничего не съезжает и не наезжает друг на друга. И в определенное время планеты сближаются, как вот теперь, и все становится близким, ясным и понятным.
Простая жизнь, простая пища, поле, лес, трава – как тысячи лет назад… И такое же небо, те же облака… И такой же костер и хруст ломаемого хвороста… Неизменные на протяжении тысячелетий ощущения. И тогда вдруг в обыденном и будничном видится великое и значительное. Вот пастух у костра и увидел всю свою жизнь: как она сложилась и как могла повернуться… По сути, к этому же приводит храм. Когда Человек приходит туда, все суетные мысли оставляет. И тогда он вспоминает о самом главном, о высоком, о своей жизни. Вспоминает о главном. А когда человек по жизни бежит, ничего не помнит. Суета сует. Где еще мы можем возвращаться к смыслу жизни? В реанимации. В храме. На кладбище. При крещении. Когда кто-то приезжает, уезжает. Когда свадьба, отъезд, потери.
Всем нам не хватает такой вот простой жизни. Поэтому надо чаще (или хотя бы изредка) выезжать на природу, на дачу. Если в гости зовут за город, ехать, чтоб походить по этим перелескам, вдоль реки, по полю, выйти к стаду, корову потрогать за мокрый нос, найти в лесу какую-нибудь одичавшую яблоню… Дикое яблочко горькое и кислое, но какие оттенки вкуса… А запах костра, запах печеной картошки…
В городе сейчас близкие люди могут жить рядом, а встречаются редко. Деду или бабушке с внуками некогда пойти погулять… Не по пыльному городу, а по лесу. По природе… Посидеть у костра, испечь простую картошку… Может, за свои пять-шесть лет городской ребенок многое из этого впервые увидит и почувствует… Поломает хворост для костра. Веточкой вытащит испекшуюся картофелину, обжигаясь и дуя на пальцы, начнет ее чистить. Потом, держа ее на ладошке, повернется к деду: «Дед, слышишь, как пахнет костром, огнем… Какой запах…»