Вечные следы
Шрифт:
Книга Парфения встала на полку петербургской библиотеки Достоевского. Он не расставался с ней даже во время своих заграничных поездок. В письмах и записных книжках Достоевского, в набросках к планам его романов имя Парфения встречается не раз.
Однажды я узнал, что казахстанский историк М. Б. Гренадер, работая в Центральном государственном архиве Мордовской АССР в городе Саранске, сделал совершенно неожиданное открытие. Он обнаружил письмо ученого инока Парфения с приложением повествования об удивительных приключениях семипалатинского каравановожатого Порфирия Уфимцева.
Я попросил М. Б. Гренадера прислать мне его статью о саранской находке. Статья эта была напечатана в «Ученых записках Петропавловского государственного педагогического института» и начиналась рассказом о том, как Парфений после своих путешествий по Востоку в 1847 году приехал в Томск. Там он начал писать свое «Сказание о странствии…».
Через три года состоялось знаменательное знакомство Парфения с молодым, но уже очень бывалым человеком Порфирием Глебовичем Уфимцевым, которому в то время было не более двадцати пяти лет от роду. Он служил приказчиком в кожевенной лавке.
Рассказы молодого приказчика о своих приключениях заставили Парфения просить Уфимцева немедленно засесть за их описание.
В 1851 году эта работа была закончена, и Уфимцев принес ее в «Архиерейский дом», где обитал в то время Парфений.
Что же писал о себе приказчик Порфирий Уфимцев?
Родился он в небольшом городе Туринске Тобольской губернии. Родители Порфирия, очевидно, были людьми небогатыми, потому что отдали ребенка семипалатинскому купцу С. И. Самсонову, их дальнему родственнику. Тот вел торговлю с Восточным Туркестаном и Средней Азией. Его приказчики посещали эти страны под видом татар.
С. И. Самсонов отдал восьмилетнего Порфирия под начало к одному бухарцу, и тот стал обучать мальчика татарской, казахской, узбекской и китайской речи.
На тринадцатом году жизни способный ученик бухарца стал ездить в степные аулы вместе с водителями торговых караванов.
Когда Уфимцеву исполнилось восемнадцать лет, он совершил, самостоятельное путешествие в Киргизскую степь, Бухарское и Кокандское ханства.
Покровитель юного путешественника — пытливый С. И. Самсонов заставлял своих приказчиков собирать научные коллекции. Поэтому вполне вероятно, что Порфирий Уфимцев был причастен и к такому делу, как открытие редкостного метеорита «Каракол». Он упал в полдень 9 мая 1840 года в Аягузском уезде и был доставлен в Семипалатинск, а затем отправлен в Петербург. Открытие «Каракола» совпадает с поездками Уфимцева по степи.
«…Путь в Бухарию весьма труден, все на верблюдах и песками», — писал Уфимцев в своих заметках.
Посещая Бухару, Ташкент, Самарканд, Коканд и другие города, Порфирий Уфимцев встречался там с потомками русских пленных. Они старались придерживаться обычаев своих дедов и отцов, обучали детей русской грамоте. Но у них ощущалась острая нужда в учебниках и книгах.
В одну из последующих поездок в Среднюю Азию Уфимцев доставил своим русским друзьям книги, закупленные для них на Ирбитской ярмарке.
Возвратившись в Семипалатинск, Порфирий Уфимцев рассказал, что в посещенных им городах Средней Азии он встретил не менее двухсот выходцев из России. «…Наши соотечественники претерпевают душевные скорби и недостатки вне своего благоденственного отечества», — писал о них впоследствии Парфений, ссылаясь на свидетельства Уфимцева.
В 1842 году Порфирий Уфимцев снова, уже в третий раз, отправился в Коканд и Ташкент. В стенах караван-сараев он встретил купцов из Восточного Туркестана и расспросил у них о дороге в город Кульджу.
Тридцать дней шел туда караван Уфимцева. Цель была достигнута. Обратно в Семипалатинск самсоновский приказчик возвращался снова через Коканд и Ташкент.
Через два года С. И. Самсонов решил снарядить караван из двухсот верблюдов для путешествия по кратчайшей дороге Семипалатинск — Кульджа. Но путь этот оказался не совсем коротким и прямым. По причинам, которых Уфимцев не сообщает в своих записках, он избрал более длинную дорогу и появился в Кульдже как бы со стороны… Пекина.
Надо думать, что от Аягуза он пошел на Чугучак, а оттуда стал спускаться на юг, к городу Шихо, через который проходила дорога на Пекин. Там уфимцевский караван свернул на запад, прошел мимо озера Сайрам-нор и, миновав Талкинский перевал, вскоре очутился перед крепостными воротами Кульджи.
В город караван Уфимцева не был допущен. В те времена в окрестностях Кульджи существовал так называемый «Чарбак» — значительное пространство, огороженное частоколом. Внутри «Чарбака» стояли юрты и палатки приезжих торговцев, в свою очередь, тоже огороженные. Внутри этого лабиринта и велась торговля.
В трущобах «Чарбака» произошла удивительная встреча Уфимцева с человеком лет тридцати, по виду совершенным китайцем. Неизвестный знал, что Уфимцев прибыл со стороны России; новый знакомый обмолвился, что он потомок русских людей.
Изумленный Порфирий Уфимцев выслушал рассказ неизвестного. Выдумать все это было нельзя! «Китаец» рассказал, что он — потомок русских албазинцев, живших в Пекине. Дед его не своей волей попал сюда, здесь родился отец рассказчика, а затем появился на свет и он сам.
Уверившись в том, что незнакомец говорит правду, Уфимцев распахнул на себе халат и вытащил из-за ворота красной рубахи нательный крест. Албазинец, плача от радости, стал обнимать Уфимцева. Новые друзья побратались. На следующий день семипалатинскому приказчику привели коня под раззолоченным седлом, и он поехал в гости к потомкам русских людей, жившим в Кульдже.
Кто же такие албазинцы?
В последней четверти XVII века богдыхан Кан-си стал тщательно готовиться к нападению на русскую твердыню на Амуре — укрепление, носившее имя Албазинского острога.
Гарнизон Албазина — служилые люди и казаки — героически защищал крепость. Но в 1685–1687 годах маньчжурским солдатам удалось захватить в плен свыше ста защитников Албазина. Все они были угнаны в Пекин.
Русские люди основали там свою «слободу» возле ворот Дунчжимынь в северо-восточной части города. В «слободе» была Сипайлова улица, начинавшаяся неподалеку от русской Никольской церкви. Албазинцев заставили носить китайскую одежду и зачислили в так называемые «знаменные войска».