Вечный человек
Шрифт:
С Назимовым разговаривал Бруно скучно, мешая польские и немецкие слова с русскими; он несколько раз переспросил новичка, все ли понятно ему.
Назимов ждал, что Бруно будет допытываться, работал ли вновь прибывший когда-нибудь сапожником. Но расспросов не последовало. Впрочем, Баки сам сообразил, почему фюрарбайтера не интересовала «квалификация» Назимова. Ведь здесь, говоря строго, работали не сапожники и башмачники, а скорее — плотники и столяры: они обувь не шили, а делали,
Бруно подвел Назимова к дальнему концу стола и показал на пустой, отшлифованный от долгого сидения чурбан.
— Это есть ваш рабочий место. Всегда сидеть здесь.
По одну сторону чурбана лежала груда деревянных «подметок», по другую — выдолбленных колодок. Бруно привычно взял колодку и «подметку», показал Назимову, как надо подбивать. Это была пустяковая работа, которую мог, приглядевшись, выполнять любой подросток. И все же Бруно еще два раза переспросил, понял ли Назимов, как надо делать.
Едва Назимов сел на свое место, сразу почувствовал, что десятки глаз наблюдали за ним. Вначале Баки показалось, что его появление в мастерской было встречено недружелюбно. Ведь только вчера на его месте работал какой-то другой человек. Возможно, сегодня его уже нет в живых, труп его лежит во дворе крематория. И друзьям этого человека, делившего с ним все невзгоды, тяжело видеть на его месте другого лагерника. Да еще неизвестно, как и с какими намерениями прибыл сюда новичок. Может быть, подослан комендатурой.
«Поживем — увидим», — подумал Назимов и открыл инструментальный ящик. Достал молоток. Рукоятка была плохо пригнана. И Назимов, прежде чем приступить к работе, укрепил ее. Затем поудобнее приладил между колен деревянный башмак.
— Да, нужда заставит — станешь и сапожником! — словно про себя усмехнулся Назимов, хотя чувствовал, что с него все еще не спускают глаз. С видом заправского сапожника он взял в рот щепоть гвоздей. Потом начал прибивать «подметку», размеренно доставая изо рта гвоздь за гвоздем.
Он неспроста делал так. Ему хотелось показать, что если он и не заправский сапожник, уж во всяком случае умеет действовать молотком.
Но его подчеркнутая старательность никого не обманула. Через несколько минут он увидел на лицах соседей скрытую усмешку.
Он продолжал работать по-прежнему, делая вид, что не замечает этих насмешливых взглядов, обращенных на него. Баки обтянул материей и бросил на пол один, второй, третий, четвертый башмак. Ему казалось, что молоток так и играет в его руках.
Но когда он, приладив между колен пятый башмак, взялся за молоток, сосед, сидевший слева, — это был тоже поляк, с круглой курчавой головой, посаженной на широкие плечи, — легонько тронул его за руку.
—
Назимов поблагодарил его.
— Как тебя зовут? — спросил поляк.
— Борис.
Поляк назвал себя:
— Владислав.
Справа от Назимова сидел другой сосед — здоровый, рябоватый парень.
— Давай и со мной знакомиться, — он протянул широченную ладонь.
— Ты из какого блока? — поинтересовался Баки.
— Из тридцатого.
— Много там русских?
— У нас только русские.
Они помолчали. В мастерской слышалось размеренное, негромкое постукивание молотков. Мастера изредка смотрели за окна. На улице сыпал мокрый снег.
— Да, гиблая здесь зима, — возобновил разговор рябой сосед. — То снег, то дождь. Ни одежда, ни обувь никогда не просыхают.
— Ты уже прозимовал здесь?
— Да. Не знаю, протяну ли вторую зиму. — Только черт ни на что не надеется. Парень усмехнулся. Улыбка его скорее походила на болезненную гримасу.
— Такие же слова говорил твой предшественник, сидевший вот на этом чурбане. Но он… повесился.
— Значит, дурак был.
— Не скажи. Он был профессор.
— Значит, вдвойне дурак. Стыдно ученому человеку впадать в такое отчаяние и насильно лишать себя жизни. Надо было подавать пример мужества другим, менее образованным.
Назимов с ожесточением застучал молотком, словно хотел вложить в свои удары всю волю к жизни.
Парень, поглядывал на него, понимающе улыбнулся:
— Ты не очень-то… Поляк правильно говорит: работа не убежит. Помаленьку. Понятно? Вернее будет. И молоток не таким тяжелым покажется. А то, проклятый, к вечеру пудовым делается.
И действительно, молоток, вначале казавшийся Назимову очень легким, к концу дня отяжелел. У Назимова онемела рука. От усталости в глазах стало темнеть. Однажды он даже выронил молоток.
Поляк поднял инструмент и сказал что-то ободряющее. Назимов понял только два слова;
— …помаленьку, брат.
Назимов ищет земляка
Прошло уже немало дней с тех пор, как Назимов начал работать сапожником. Время что вода, течет и течет. Ты хоть надорвись, все равно не остановишь время, оно знает свои законы.