Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А
Шрифт:
Госсейн не стал говорить о том, что мечтает как можно скорее связаться с властями Венеры. Его раздирали сомнения. С одной стороны, он хотел бы немедленно покинуть больницу и скрыться от опасности в гигантском лесу, но, с другой стороны, не мог оставить Амелию Прескотт в неведении. Он был убежден, что она не имела отношения к заговору.
Трудно было объяснить молчание ее мужа. Внезапно он подумал о том, что ему до сих пор не приходило в голову: что если Прескотт узнал его? Госсейн почувствовал, как кровь отхлынула от щек. Конечно,
Госсейн медлил, пытаясь разрешить задачу, и понял, что не уйдет, пока не расскажет Амелии о том, что происходит. Если что-то случится с ним, она сможет предупредить жителей планеты. Конечно, ее жизнь тоже будет в опасности, но план действий у Госсейна созрел. Ей самой придется решать, достоин ли ее муж доверия.
Он успокоился, вернулись уверенность в себе, решительность. Он присел на краешке кровати и обратился к своим пленникам, к обоим, хотя его интересовала только женщина. Через минуту Джон Прескотт перекатился на бок и внимательно посмотрел на Госсейна. Тот сделал вид, что не обратил на это внимания.
Рассказ Госсейна продолжался минут двадцать. Когда он умолк, глаза Прескотта ярко блестели.
— Вы, должно быть, понимаете, — сказал он, отбросив свое прежнее молчание, — что в вашем рассказе есть существенная неувязка.
— Я рассказал, — ответил Госсейн, делая вид, что не удивлен внезапным вмешательством Прескотта в разговор, — правду от начала до конца. Любой детектор лжи подтвердит это. Если только… — он замолчал и невесело улыбнулся.
— Что? — живо спросил Прескотт. — Продолжайте.
— Если только мои воспоминания не похожи на те, когда я был уверен, что Патриция Харди моя жена и я с трудом переношу ее утрату. — Он резко переменил тему: — Так что же вас смущает?
Прескотт ответил сразу и так четко, что стало ясно — он полностью контролирует свои чувства, реакцию таламуса.
— Вы идентифицируете себя с погибшим Госсейном: вы помните момент смерти, пули, разрывающие ваше тело, и ожоги лазерного луча. А теперь вспомните основное положение ноль-А: во вселенной не может быть двух идентичных предметов.
Госсейн молчал. Высокие деревья за окном уходили вершинами в голубую дымку, вечнозеленым обрамлением окружали красивую речку — обстановка представлялась странной для дискуссий о строении материи, о ее молекулярной, атомной, электронной, физико-химической структуре, настолько странной, что на какой-то миг все окружающее потеряло реальность и ему показалось, что он не может быть частью этого мира. Это и в самом деле удивительно. С момента пробуждения именно эта несуразность, так четко сформулированная Прескоттом, не давала ему покоя: речь шла не о сходстве с убитым; Госсейн был убежден, что убитый и он — одно и то же лицо. Он делал такой вывод, поскольку сохранил и память, и облик первого Гилберта Госсейна.
С незапамятных времен любой студент-философ
Да, Прескотт попал в яблочко. От этого нельзя просто отвернуться.
Прескотт, прищурившись, наблюдал за ним.
— Хочу напомнить вам, что здесь имеется детектор лжи, — сказал он.
Госсейн смотрел на него, как кролик на удава. В полной тишине ему казалось, что пульс на его висках бился, как раненая птица. Кружилась голова, в глазах помутилось, на лбу выступила испарина.
— Интересно узнать, — продолжал Прескотт безжалостно, — было второе тело на самом деле или нет.
— Да, — пересилив себя, сказал Госсейн. — Интересно. — Он и сам уже не верил тому, что вся история имела место, и ничего не хотел выяснить, но понимал, что проверка необходима.
Госсейн положил руку на металлические контакты детектора лжи.
— Ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова не представляется возможным, — ответил аппарат. — У вас память Гилберта Госсейна, включая и сцену убийства, настолько реальную, что нельзя утверждать, что вы не умерли. В вашем мозгу по-прежнему отсутствует информация, которая позволила бы определить, кто вы такой.
Госсейн поднялся. Он развязал ноги женщине и помог ей встать.
— Мы уйдем вместе, — сказал он. — Примерно через милю я вас отпущу. Вы вернетесь и освободите мужа.
В этом и был его план. Он хотел ей одной передать слова Патриции Харди, — не называя ее, разумеется, — о заговоре и о Прескотте, чтобы дальше она сама решила, как поступить.
Пока они шли последние четверть мили, он рассказал ей все, а потом развязал руки. Она долго молчала. Госсейн добавил:
— Джон Прескотт может помешать вам обнародовать правду о заговоре. Но если он искренний последователь ноль-А принципов, возможно, ему придется пойти против приказа начальства. Подумайте хорошенько, прежде чем решитесь поведать ему то, что я сообщил вам.
Женщина вздохнула:
— Я понимаю.
— Кстати, — сообщил Госсейн, — как организована работа больницы?
— Вы не знаете? — ответила она. — Все мы работаем как добровольцы. Больница занесена в списки. Если требуется госпитализация после несчастного случая, робот опрашивает все ближайшие клиники. В последнее время мы не принимали больных, потому что… — Она не договорила и посмотрела на Госсейна ясными глазами. — Спасибо вам. Большое спасибо. — Немного поразмыслив, добавила: — Я ничего не скрою от мужа. Я ему верю. Но скажу немного позже, чтобы вы успели уйти.