Вечный эскорт
Шрифт:
Чем отличается комета от других небесных тел? Прежде всего тем, что имеет вытянутую орбиту и редко посещает уныло-круглые орбиты обычных планет. Комета унесла с собой свою ни с чем не сравнимую атмосферу, магию нездешней звезды, нежданно посетившей наш безнадежно-постный человеческий мир. Кода миниатюрного дежурного романа, которых было множество в моей жизни. Зрелище ее суперэпилированной нежнейшей подмышки было для меня откровением, бурлившим нескольких недель веселящим ядом в моей крови. О бразильских полосках я уже слышал, но такие потрясающие, гладко выбритые подмышки не появлялись еще даже в западном кино.
Ундина, которую я углядел на пляже в компании развлекающейся молодежи. Ундина, наклонившаяся надо мной в метро, – о эта непередаваемая
С особым вниманием я смотрел женские спортивные состязания. Не футбол и, конечно, не тяжелую атлетику и борьбу, а волейбол, баскетбол, плавание и прыжки в высоту. Объектом моего обожания была Катя Гамсун, чемпионка мира по волейболу. Я ползал по интернету, искал ее фотографии. Дикие раскосые глаза потомственной ворожеи. Белое платье невесты, открывающее восхитительные плечи и стройную шею, загадочная улыбка. Почему, несмотря на свою огромность, сутулость и хриплый басистый голос, она кажется столь неотразимо женственной? Другие ее высокие подружки по сборной – тоже, кстати, очень симпатичные девушки, но не ундины, совсем не ундины.
Однажды осенью в магазине стройтоваров на Московском проспекте я встретил центровую баскетбольной сборной Машу Степко.
Стройтовары и небожительница! Муза, спустившаяся с Олимпа.
Сразу узнал ее. Она была не одна – с крепким благообразным мужчиной, на голову ниже ее. Пара обсуждала, какие и в какую комнату наклеить обои. «Обживают семейное гнездышко», – подумал я. Маша – очень высокая, грубоватое суровое лицо. И при этом – без сомнения, самая настоящая, обворожительная Аганиппа. Спутник смотрел на нее с обожанием.
Зима, на улице снег, а в бассейне всегда бирюзовое лето. Любимая третья дорожка. Табличка «Забронировано организацией». Когда я подошел к лесенке, меня догнал заполошенный тренер: «Постарайтесь не пересекать третью дорожку. Здесь тренируется чемпион мира». Никого вроде нет. И тут я увидел резиновую шапочку, которая появилась у дальнего бортика, опять исчезла и очень быстро вновь выскочила из воды с противоположной стороны бассейна.
Это была девушка, и какая! Юля Алфимова собственной персоной. Следующий круг она проплыла кролем, преодолев дорожку в несколько взмахов. Потом баттерфляем, на спине, на боку. Я дрейфовал рядом и наблюдал. В глазах стояли слезы, когда Юля проплывала мимо. Она нереальная, человек-амфибия! «А что вы хотели? Чемпион мира! Плавает лучше всех в мире!» – сказал тренер, заметив мое удивление. Разве в этом дело? Как я могу объяснить это вам, смешной вы человек? Это ее стихия, стихия ундины. Когда она выходила, я не мог оторвать от нее взгляда, потому что давно уже знал, что это русалка. Нырнул под поплавок, разделяющий дорожки и поймал себя на мысли: «Теперь я в воде, где только что плавала чудесная Аганиппа, теперь ко мне перейдут ее сила, уверенность, ее жажда любви».
Мгла крымского летнего вечера. Я, молодой специалист, совсем-совсем молодой, если можно так выразиться, расположился на плоской крыше какого-то небольшого здания – то ли трансформаторной подстанции, то ли брошенного подсобного помещения. Внизу – огни провинциального курортного кинотеатра под открытым небом. Со мной – две юные наяды из Днепропетровска. Одна – высокая, смуглая, гибкая, как ящерица, с изящной головкой и длинными черными волосами, образец ундины, другая – ее подруга – пушистая беленькая шкурка. Брюнетка учится в музыкальном училище, играет на аккордеоне – как, должно быть, идет аккордеон к ее рельефно очерченным
Нельзя сказать, что в те годы я уже был каким-то особенно тертым калачом, но и совсем неопытным меня тоже никак нельзя было назвать. Тем не менее – уж не знаю, в чем причина, – меня охватило странное оцепенение, совсем не так я представлял свою первую встречу с ундиной. Не было ни подъема, ни радости, ни яда вожделения – я был пустой, будто совсем не я, а кто-то посторонний лежал в обнимку с двумя прехорошенькими девушками. Возможно, они тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Черненькая решила разрядить атмосферу и сказала: «Давайте устроим бардак».
Бардак! В те годы это означало только одно – секс. Боже, почему она сказала это таким безразличным, скучным голосом? Мы оба были не готовы. Не знаю, как насчет беленькой, но я точно не чувствовал себя готовым и в душе праздновал труса: мысленно уже бежал куда-то, сжимаясь от стыда и позора, подальше от этой плоской крыши, от благодатной южной жары. К черту женщин, к черту дикие фантазии о русалках!
Кто-то прошуршал внизу, раздался рокочущий голос дуэньи, то ли старшей сестры, то ли тетки беленькой шкурки, сопровождавшей девушек во время поездки на Черное море с целью, видимо, сохранения их нравственности. «Эй, девчонки, куда вы подевались?» Девушки сжались, они совсем не хотели, чтобы нас нашли. Пальцы юной нимфы легли мне на рот: «Молчи, дурачок». Боже правый, я ведь столько мечтал об этом, неужели я все сейчас потеряю в одно мгновение? В результате нас все-таки обнаружили, и нравственность не самой святой ленинградско-днепропетровской троицы была спасена. Я тут же забыл о малодушном желании смыться, все мое существо требовало второй серии, продолжения мыльной оперы.
Дуэнья, хамоватая баба-яга, спросила с издевкой: «Что с вами, молодой человек? Что-то вы с лица спали, может, живот болит?» «Милая, милая ведьма, – мысленно умолял я, – оставьте меня рядом с просыпающейся женственностью этой юной днепропетровской дивы, оставьте меня на каменной крыше в самом центре субтропического рая, и пусть время для меня остановится».
Наши желания не всегда находят понимание в персонах, в которых грубость и дикость свили основательные гнезда!
Первое прикосновение ундины, первое прикосновение к ундине. Сладкие воспоминания. Нет, это все же не моя идеальная подружка. Откуда-то из глубины изредка всплывали полупрозрачные, колышущиеся воспоминания, контуры того, что было на самом деле. Что это за объятия? Ни трепета, ни теплоты, тем более – жара, смешанного с порцией яда. Нет, совсем не так должна была бы воплотиться в жизнь моя мечта о девушке-нимфе.
Недели через полторы ребята из нашей компании вернулись домой после отдыха. Я спросил об аккордеонистке из Днепропетровска. «Ах, эта… – ответил кто-то неодобрительно. – Она была с Владиком Ухновичем». – «В каком смысле была?» – «Во всех смыслах».
Гром среди ясного неба!
Владик был нашим общим знакомым, вообще говоря, тоже из нашей тусовки – маленький, краснолицый кабанчик, наглец, нарцисс, скрытый мизантроп, его не любили. Моя неприязнь к нему почему-то перешла и на юную нимфу с Украины. Как же она могла? С Владиком, бр-р-р.