Вечный капитан
Шрифт:
С ним трудно было не согласится. Тем более мне, вернувшемуся из разбойного набега.
36
Осенью монголы переправились через Днепр. Киев продержался всего девять дней. Даниил Романович, Великий князь Галицкий, который к тому времени стал еще и Великим князем Киевским, сам защищать Киев не счел нужным, перепоручил такое малозначительное и опасное дело тысяцкому Дмитрию. Когда монголы громили город, Даниил Галицкий и Киевский занимался более важным делом — сватал своего сына Льва за дочь венгерского короля. После такого быстрого захвата Киева, все еще считавшегося самым сильным городом Руси, началась паника. Великий князь Черниговский Михаил Всеволодович сбежал в Польшу. За ним последовали и другие, кому было где и на что пересидеть нашествие. Великий князь Галицкий и уже не Киевский, так и
Говорят, Галич пострадал меньше Киева. Я не видел, что осталось от Киева, поэтому не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. А Галич видел. Правда, издалека. Мы объехали его стороной, потому что была оттепель, а город завален неубранными трупами, которые начали разлагаться. После захвата Галича прошло неделя, но даже в нескольких километрах от него все еще стоял сильный запах гари и подтаявший снег был в черных крапинках сажи.
Я пришел сюда по зову хана Бату с тремя сотнями конных и двумя сотнями пеших дружинников и полутысячей половцев. За два года половцев в моих деревнях стало раза в два больше. Поскольку они вели себя прилично, я не возражал. Ставка хана находилась южнее разграбленного и сожженного Владимира-Волынского, посреди широкой долины. Ее охраняли только кешиктены — монгольская гвардия, около трех тысяч человек. Каждый из них был на ранг выше простого воина. Из них назначались командиры в другие отряды. Остальные тумены, в том числе и Берке, продолжали грабеж княжества, а часть войска во главе с Гуюком и Мунке отправились в Монголию. Оттуда намечался поход куда-то в юго-восточную Азию. Мне сказали названия государств, которые собирались захватить там монголы, но я таких не знал. С этим войском уехал и монгольский провидец. Меня это обрадовало. Как будто в отсутствие провидца, его предсказание моего будущего не имело силы.
Справа от хана Бату сидели Орду и Субэдэй, а слева — Байдар, у которого красный шелковый халат с золотыми драконами подпоясан широким ремнем из золота и эмалей с христианскими сюжетами. Не думаю, что Байдар стал христианином, скорее, просто нацепил на себя понравившуюся вещь. Остальные не были Чингизидами, являлись командирами разных подразделений. В частности, справа от Байдара сидел цзинец (дальше буду называть цзиньцев китайцами) по имени Лю Пэй. Он был начальником интендантской службы армии. Поскольку командиров интендантских отрядов называли черби, я величал Лю Пэя Главным Черби. В его обязанности входило снабжение армии оружием, провиантом, фуражом, снаряжением и, самое главное, распределение добычи. Хан Бату получал пятую часть, столько же командир тумена, а остальное делилось между воинами согласно рангу. Монголам оперировать большими цифрами было не по плечу. Большинство из них, даже некоторые Чингизиды, не умели ни считать, ни читать, ни даже имя свое написать. Документы заверяли печатями, изготовленными китайцами. Поскольку считать я умел лучше Главного Черби, моя доля добычи была такая же, как у тысяцкого из гвардии, то есть, на ступень выше, чем у обычных. Правда, началось это не сразу. Во время Крымского похода моей тысяче давали вечером меньше скота на убой, чем другим. Оно и понятно, потому что мы были новенькими. Берке подсказал мне, к кому надо обратиться, чтобы устранить недоразумение. Я долго не мог поймать Лю Пэя, а когда это наконец-то случилось, он заявил, что сам приходил ко мне, но не застал.
— Один человек послал Конфуцию подарок. Конфуций не хотел встречаться с этим человеком, поэтому узнал, когда его не будет дома, и зашел поблагодарить за подарок, — мило улыбаясь, рассказал я Главному Черби на китайском.
— Ты — конфуцианец?! — удивился Лю Пэй.
— Нет, — ответил я, — но уважаю мудрых людей не зависимо от их веры и национальности.
С тех пор он начал уважать меня, не зависимо от моей веры и национальности. Берке даже посмеивался, что Главный Черби стал относится ко мне лучше, чем к нему, и почти также хорошо, как Бату.
После обмена приветствиями, хан Бату показал мне на место между Байдаром и интендантом. В эту эпоху место за столом не бывает случайным. Впрочем, в другие эпохи тоже, особенно среди богатых или знатных. Значит, меня считают родственником. Благодаря браку моих сыновей с дочерьми Берке, я принят в линьяж Чингизидов.
— Сколько ты привел воинов? — спросил хан.
— Тысячу, — ответил я. — Чтобы мне не добавили чужих. Предпочитаю командовать людьми, которых я знаю.
— Тебе не повезло! Все равно будешь командовать незнакомыми, — произнес, улыбаясь, Бату. — Теперь ты будешь командиром тумена.
— Ради такой чести так уж и быть, потерплю незнакомых, — сказал я шутливо.
Байдар засмеялся и хлопнул меня рукой по левому плечу. Раньше мы с ним не были близки, но Байдар очень уважал Берке. Видимо, двоюродный брат замолвил ему за меня словечко.
— Пойдешь с Байдаром и Орду на поляков, — сказал хан Бату. — Поляки будут рады тебе. Я слышал, ты украл невесту у сына польского князя.
— Захватил в плен, — уточнил я. — Со мной в походе наши с ней сыновья.
— Отец Тэмуджина тоже захватил его мать в бою, — сообщил Орду. — От таких женщин рождаются настоящие воины.
Мне было интересно, сам Орду додумался до этого или ему кто-то подсказал? Я не стал говорить, что, если бы так и было, то все женились бы только захваченных в бою.
Вместо этого поинтересовался:
— Далеко Берке? Хочу порадовать его, что он стал дедом. В первый раз его дочери родили девок, но во второй одна не послушалась отца и родила мальчика.
Все засмеялись, потому что знали, как не везет Берке с рождением сына.
Мы обговорили предыдущий рейд. Командовать корпусом будет Байдар. В нашу задачу, кроме перераспределения собственности, входило отвлечение поляков, немцев и чехов, чтобы они не пришли на помощь гуннам, по которым будет наноситься главный удар.
— Я посылал к гуннам несколько посольств с предложением прогнать половцев и перейти под мою руку. Ни разу не ответили, — пожаловался Бату.
— Наверное, никак не решат, достойны ли они такой чести?! — подколол я.
— Мы поможем им решить, — злорадно ухмыльнувшись, произнес хан Бату.
Я вдруг понял, что ему не важны добыча или месть половцам. Ему надо подчинение, признание его силы, превосходства. И чем больше он покорял стран и народов, тем сильнее становился, потому что следующих захватывал с помощью предыдущих. Процентов на девяносто его армия состояла из воинов, набранных в покоренных странах. Монгольскими оставались лишь гвардия и стратегия и тактика ведения войны и дисциплина.
В моем тумене было полторы тысячи тяжелой конницы из русских, алан, булгар, четыре с половиной тысячи средней и легкой конницы, в основном половцев, туркменов, башкир, черкесов и четыре тысячи русских пехотинцев из Киевского и Галицкого княжеств. Мы будем таскать монголам каштаны из огня. Тумены Байдара и Орду будут помогать и присматривать за нами.
37
Город Люблин размером с Путивль. Через несколько веков первый разрастется, а второй захиреет. Построен Люблин на холме, что на берегу речушки Быстрица. Стены деревянные, высотой метров пять, а прямоугольные башни каменные и метра на два выше. Есть и ров, но он засыпан снегом, так что трудно определить ширину. Люблинцы отказались сдаваться. Надеются отсидеться за крепкими, как они считают, стенами, до подхода помощи. Ими были выпущены несколько стрел и болтов в монгольских парламентеров, которые подъехали к воротам для переговоров. После первого выстрела переговоры считаются законченными. Теперь, даже если жители попросят пощады, ее не будет. Несколько сотен пленных поляков строят заграждение вокруг города, чтобы никто не убежал, сколачивают лестницы и таскают камни и куски льда для осадных машин. Большую часть осадной техники составляют китайские катапульты разного размера, но есть и из Средней Азии. У Хорезмшаха захватили и требюшеты, которые монголы называют приятным для русского уха и характеризующим действие словом «хуйхуйпао». Мечут они камни, которые с трудом поднимают четыре человека. Есть и китайские тяжелые арбалеты, тройные, которые заряжаются тонкими бревнами и каждый из которых обслуживают несколько десятков человек. Занимаются этим пленные, а руководят китайцы и арабы, получая из добычи долю тяжелого конника.
Идет второй день осады. Пленные еще не закончили возводить заграждение, а одна городская стена уже наполовину разрушена. Завтра ее доломают, и русские пехотинцы пойдут на штурм. Они сейчас обстреливают осажденных из луков и арбалетов и время от времени имитируют штурм. Так продолжается днем и ночью. Войско, разделенное на три смены, не дает люблинцам отдохнуть ни минуты. Их изматывают, чтобы упали духом, потеряли волю к сопротивлению и бдительность. В этом основа тактики монголов: сперва подавить морально, а потом физически.