Вечный кайф
Шрифт:
— Минут через пятнадцать сделай. Ладно?
— У меня тут омоновцы дежурят. Все будет тип-топ, — заверил дежурный.
Дверь открылась. На пороге возник помощник дежурного и козырнул:
— К вам, товарищ майор.
— Пусть заходят, — пригласил я. Вошел Малюта со своим поводырем.
— Привет, Малюта, — всплеснул я руками. — Давно не виделись. Все сумки воруешь?
— Нет. Перевоспитали, — улыбнулся он. Перемены к лучшему в нем были налицо. Во всяком случае передние золотые зубы он сменил на отличную металлокерамику — получились как родные и даже лучше. Улыбка у
— А это кто? — кивнул я на сопровождающего.
— Это мой юрист, — сказал Малюта.
— Ясно. Раб… Арнольд, — кивнул я, — возьми дядю, проверь на оружие и наркотики.
— Вы не имеете права, — сверкнув очками, изрек юрист.
— Имеем.
Мы остались один на один.
— Садись, Малюта.
— Не круто забираешь? — прищурился зло Малюта.
— Я тебя звал? Нет. А в чужой монастырь со своим уставом не лезут… Эх, Малюта, друг дней моих суровых. Земляк.
Мы росли с ним в одном районе. В одной школе учились. Он на год старше. Семнадцать лет прошло после выпуска, а старые учителя до сих пор вспоминают класс Малюты. Это легенда. Семьдесят процентов пацанов оттуда село, несколько человек так по лагерям и сгинуло. Малюта был там самый вредный. Естественно, в школе житья от этой шантрапы никому не было. Били, гады, в школьном туалете пацанов, иногда до бессознательного состояния. Милиция с ними извелась. И меня били, пока я веса не набрал живого. Тогда я начал с ними драться. И создал эдакий комитет самообороны. В школьном туалете мне и полоснул один из малютинских прихлебателей ножиком по руке. А я его отправил в больницу, проломил им дверь.
Так мы с ним и пересекались всю жизнь. Я в стройинститут поступил, Малюта — в тюрьму. Я в студенческую добровольную народную дружину, Малюта — сумки вырывать. С сумкой я его и поймал. Он меня пришить обещал. Когда он вышел, я уже офицером-стройбатовцем был. Он опять в тюрьму, а я в милицию работать. Он вышел, и мы опять встретились. Помню, гонял его по кабинету, на колени ставил. А теперь, гляди, сморчок, у блатарей вес набрал. Паханом стал.
— Карьеру сделал, Малюта, — с уважением произнес я.
— Сделал.
— Пахан. Где короновали?
— Во Владимирской пересыльной. — Малюта ел меня злыми глазами.
— Ух ты. Солидная фирма. Бесплатно?
— Что? — прищурился он.
— А чего стесняться? Сейчас за бабки воровские титулы покупаются. Знаешь, сколько воров стало? В СССР пятьсот было, сейчас тысяча двести… Ну ты-то, наверное, за заслуги стал.
— За заслуги, не бойся, мент, — кивнул он.
— Значит, до свидания, сумки. «Белым» приторговываешь. Не западло людей травить?
— Это уже не люди.
— А ты — человек?
— Я — да, — с угрозой посмотрел он на меня. — Терентий, кончай гнилой базар. У меня серьезный разговор.
— Ну…
— С твоей подачи человека моего взяли. Я его уважал. И «Эльдорадо» прикрыли. Знаешь, какие это бабки?
— Представляю.
— Давай договариваться. Называй.
— Что?
— Условия.
— Это какие условия?
— У меня есть дело. У тебя есть дело. Мы соприкасаемся. Мне нужна эта дискотека. Отвали от нее. Я там наведу порядок,
— А взамен?
— Про материальную сторону не говорю — тут проблем нет. Но это не мне договариваться…
Умный, знает, что писать на магнитофон могут.
— У тебя план по валу, да, — не вопросительно, а утвердительно произнес он.
— Ага. Как на зоне — десять сосен за смену перепилить.
— Я тебе план обеспечу. Чурок сдам, которые по наркоте масть держат в городе.
— Во, в агенты пришел наниматься, — с умилением всплеснул я руками.
— Ты языком-то не слишком молоти.
— Не буду… Ну и что?
— Сосуществуем на основе взаимной пользы. А то ты слишком шустро взялся…
— Малюта, ты сильно расширяться решил, если тебе конкурентов убрать надо?
— Биндюжник, — назвал он меня по прилипшей у наркоманов кличке. — Лучше, когда в городе один хозяин. С ним можно договориться.
— Значит, я буду давать тебе уничтожать детей, а ты мне будешь выполнять план?
— Не правильно выразился. Но по сути верно.
— Выгодное предложение, — оценил я.
— Даже слишком.
— Знаешь, что позавчера на дискотеке пятнадцатилетний пацан загнулся?
— Слышал.
— Малюта, как тебя паханом выбрали? Ты же ни хрена не понимаешь в людях.
— Отказываешься?
— Нет, я согласен к тебе в «шестерки» пойти!
— Смотри. Под Богом ходим, — в его глазах плескалась злоба.
Малюта все-таки шпана обычная. Главное в нем — злоба отчаянная и способность терпеть боль. Болевой порог снижен, как у многих урок, а потому ему до фонаря разбитые губы и выбитые зубы. Его столько били на этапах и в зонах, что другой бы сломался. А он только кураж да авторитет наварил. Благодаря этому да злой хитрости, неуемной жестокости и способности завсегда наплевать на все правила и договоренности, когда это выгодно, вырвался наверх. Но долго он не протянет. Такие никогда долго не тянут.
— Да слышал. За десять штук в городе без проблем можно щелкнуть мента, — махнул я рукой. — Так?
— Есть и такое мнение.
— Так вот слушай, — я взял его за отворот пиджака, притянул к себе. Стиснул его так, что чуть глаза из орбит не по-вылезли. — Вора можно прищелкнуть и забесплатно. И найдется, кому это сделать.
Этим, конечно, Малюту не проймешь. Мы остались при своем. Но по моему тону он понял — сказано было от души, на полном серьезе, так что есть еще кого опасаться. Когда блатные теряют это ощущение, они становятся готовы на Дрянные поступки.
— Вольному воля, — отряхнув рукав своего роскошного и безвкусного сиреневого пиджака, произнес Малюта.
Я снял трубку и набрал номер дежурного.
— Как там тачки? — осведомился.
— Трое «быков» в них, — сообщил дежурный. — Два ствола.
— Отлично.
— Чего отлично? У них на стволы документы есть. Частное охранное агентство.
— Так. Надо оформить бумаги. Будем выяснять, что это за ЧОП, — я положил трубку.
— В солдатики играешь? — произнес Малюта хрипло.
— Малюта, ты как Папа Римский. Своих швейцарских гвардейцев завел для охраны. С табельным оружием, — усмехнулся я.