Вечный колокол
Шрифт:
— В Новгороде нет никаких одноруких магов. Как и сильных магов вообще. Иессей бы давно увидел такого.
— Почему обязательно в Новгороде? Сидит какой-нибудь старец на берегу Белозера, глядит на воду, отгородившись от всего мира… И потом, равного Иессей может и не увидеть, тем более на расстоянии. Этот маг может и вовсе не появиться, его число в раскладе — одна двадцать четвертая. Даже у преемника Белояра число побольше — одна восьмая. Напрасно Иесеей не смотрит в Книгу, он бы перестал перестраховываться. Меня больше занимает другой
— Вот это точно не наше дело, — фыркнул Градята, — не лезь, во что не просят.
— Ты удивительно нелюбознателен, — усмехнулся в ответ чужак, — ты никогда не станешь великим.
— Хочешь обойти Иессея?
— Я моложе, а Иессей не вечен. Нет, тут определенно кто-то есть, — чужак осмотрелся и понюхал воздух, — железом пахнет. Кровью.
— Оставь. Никого тут нет. И железо не пахнет.
— Пахнет. Особенно смоченное в крови.
— Ваше колено — сущее зверье… — скривился Градята, — Кто еще там стоит на пути?
— Зачем тебе это? Ты же нелюбознателен? — спрятал улыбку чужак.
— Я хочу знать, что за работа мне предстоит.
— Много тебе предстоит работы. Вот человек со знаком правосудия на челе… Одна шестая.
— Посадник?
— Нет, посадник со знаком миротворца. Одна сорок восьмая. Его можно убить, смерть его не стоит на пути к смерти князя. А этот, судейский, его убивать нельзя — его смерть помешает. Одна четверть — число его смерти.
— Купить? — поднял брови Градята.
— Купить человека со знаком правосудия на челе? — расхохотался чужак, — это интересно.
— Запугать?
— Я подумаю. Можно сделать его орудием так, что он и сам этого не заметит. И все же… Как бы князь не умер раньше времени…
— Иессей разберется.
— А я все же посчитаю, — кивнул чужак, — все равно здесь больше нечем заняться. А ты иди, погуляй, что ли… Посмотри на местные красоты. И защиту я, пожалуй, поставлю сам.
— Мстиславич, а что такое «маг»? — Ширяй лежал на сене, подперев голову рукой. Он нисколько не устал, наоборот, глаза его продолжали лихорадочно блестеть.
— Кудесник. Это слово пришло из Персии в Грецию, и вначале означало всего лишь огнепоклонника. А потом им стали называть кудесников.
— Надо найти этого однорукого кудесника.
— Я напишу Родомилу. Как только дойдем до Пскова, я напишу.
— А князю скажешь? — шаманенок вскинул лицо.
— Не знаю. Тебе не показалось, что речь идет о смерти от естественных причин? Иначе бы они не говорили о том, что он может умереть раньше времени.
— Может, они хотят убить его так же, как Бориса? И боятся, что яд подействует быстрей?
— Ни разу не было сказано об убийстве. И потом, я все думаю, что значит «раньше времени»?
— Надо предупредить князя. Чего ты боишься, Мстиславич?
— Видишь ли, если речь идет о смерти от естественных причин, например, о болезни, возможно, князь уже знает об этом. И мое
— Но ты же не скажешь ему о том, что он обязательно умрет! Скажешь, что они хотят его смерти и все!
— Ширяй, он и без нас знает, что они хотят его смерти. Но он должен сделать что-то перед смертью, а что — мы так и не узнали…
— Как ты думаешь, что они здесь делали?
— Не знаю. Ждали чего-то по дороге к Новгороду. Какая разница?
— Градята появился в университете в середине осени. Я помню. Значит, прямо отсюда — к нам. Мстиславич, а откуда берутся кудесники?
— Оттуда же, откуда шаманы. Эти способности наследуются, но только отчасти. Например, мой отец — волхв-целитель, а я — волхв-гадатель. Кудесник — очень редкий дар, и требует долгого обучения, чтоб развернуться в полную силу. Поэтому кудесники, как правило, старики, и, зачастую — долгожители. Чем больше опыта накапливает кудесник, тем сильней проявляется его дар.
— Значит, этот чужак может со временем стать таким же, как этот их Иессей? Если будет долго учиться?
— Боюсь, Иессей это тот, кого Перун назвал избранным из избранных. И, сколько бы он ни обучался, избранным из избранных его могут сделать только боги.
На следующее утро у повети дозорные увидели огромного черного коня. Сначала они подняли тревогу, но, разобравшись, поняли — конь пришел без всадника, искал людей и еду. И нашел.
Запрячь его в сани так и не вышло — он не привык ходить в упряжи. Верхом на зверя, скалящего зубы, никто сесть не решился, но конь позволил вести себя в поводу. Псковичи собирались подарить коня князю Тальгерту, а новгородцы — князю Волоту. Спор о том, чей князь больше достоин такого дара, продолжался пару часов, скрашивая однообразную дорогу.
На Завеличье вышли после заката, в темноте, издали разглядев зарево пожара: псковичи жгли посад. Метель утихала, снегопад прекратился, и сквозь тучи время от времени проглядывала луна.
— Куда прете? — не очень-то любезно спросил дозорный дружинник, увидев ватагу, идущую по дороге к реке.
— Мы из ополчения, отступали от Изборска. С нами раненые, — ответил ему Млад.
— Небось, лазутчики ландмаршала Волдхара… — проворчал дружинник.
— Ага, все сорок человек, — сунулся Ширяй.
— В обход вам надо идти. Снега все равно там не осталось, — дружинник кивнул на дорогу к Великой, — грязь сплошная, с волокушами не пройдете.
Он кликнул товарища и велел проводить ополченцев мимо Завеличья — крюк получился версты на три. На реке их снова встретили конные дозорные.
— Кто такие? Что вам тут надо?
— Это наши, — ответил сопровождавший их дружинник, — раненых тащат.
— Наши все давно за стенами, вместе с ранеными, — фыркнул дозорный, но особенно не препятствовал.