Вечный пасьянс (сборник)
Шрифт:
Внутри крепость оказалась еще величественнее, чем это представлялось снаружи. Жегдо вел Эрзама темными галереями, плотно завешанными настенными гобеленами, на которых искусно были вытканы геральдические узоры и сцены из неизвестных Эрзаму легенд. Спутники поднимались по головокружительным винтовым лестницам, где прямо в лицо шуршали кожистыми крыльями летучие мышаны, оставляя в воздухе фосфорические следы и еле уловимый запах мускуса. Воин и писец миновали протяженную анфиладу комнат, каждая из которых была декорирована на свой, только ей присущий манер. Была комната в бледном атласе, и Эрзам
Шаги приглушенно отражались от лепного потолка и переливающихся драгоценными каменьями гирлянд, которые свисали вниз подобно каменным сосулькам в пещерах западной Васкордии, в которых Эрзам прятался несколько дней, когда еле унес ноги из таверны на Золишанском тракте. Только теперь, посреди этого великолепия, он до конца осознал, как опрометчиво поступил, решив проникнуть в логово всесильного колдуна без предварительной разведки. А ведь первая заповедь воина-наемника гласит: «Не дрогнет рука, если знаешь врага!»
Крепость подавляла. Ее богатые и нарядные покои свидетельствовали о неограниченных возможностях Урзах-Толибага. Трудно было себе представить, что эти шедевры ковроткаческого, изобразительного и ювелирного искусства — дело рук хоть и умельцев, но обыкновенных людей! О, Золотая Дуга! Зачем он, ничтожный червь, рискнул пойти против сил, не имеющих ничего общего с миром Хоррис, против сил, с которыми не могла справиться даже ведьма Цвобри?!
Его, как простачка, заманили в ловушку. Он попался в силки, подобно глупой охотничьей птице, влез, как неосторожный квакающий шакал в капкан, спрятанный под снегом! Да разве такое возможно: с одним мечом и Медленной рубашкой устоять против нечеловеческих чар колдуна?! Нет, надо немедленно возвращаться, бежать отсюда со всех ног!
Прочь, прочь из заколдованного места!
Он замедлил шаги. Остановился, чтобы унять бешено стучащее сердце. И будто лопнула тетива — сомнения в благополучном исходе предстоящего испытания покинули его мысли, сгинули без следа.
Он вновь обрел решимость.
Опять поспешил за сгорбленной спиной писца, который, похоже, никаких душевных мук не испытывал. И вновь кто-то стал терзать сердце Эрзама предчувствием непоправимой беды… Да, чары Урзах-Толибага были изощренными!
Воин сжал зубы и заставил себя идти вперед. Он понял: колдун испытывает его волю, и это понимание прибавило сил.
Оставалась последняя дверь. Дверь, за которой находился Зеркальный зал, чьей особенностью, конечно, было Зеркало — таинственное и непостижимое для людей. А у Зеркала, в этом Гонэгг был совершенно убежден, его ожидает тот, кто был причиной всех перемен в жизни княжеского бойца, тот, кто является долгожданной целью в конце трудного пути, тот,
Писец наотрез отказался идти дальше, и в его взгляде боец прочитал, что на этот раз не поможет даже «Сам-восемь»!
Что ж, Жегдо исполнил свою миссию. Эрзам отстранил проводника и ударил дверь плечом…
Генерал спал плохо. Даже во сне он продолжал сражаться с бесчисленными врагами Империи, которых с каждым сновидением становилось все больше и больше. Каждую ночь он придумывал и осуществлял на практике новые хитроумные операции по искоренению сомневающихся в Праве. Иногда он казнил их, иногда — миловал. Этой ночью правоотступники поймали его самого и поставили на колени пред заплывшей тушей Пелешуна, потрясателя основ и главного противника Империи…
— Признайся, мерзавчик, какие козни ты измыслил учинить в этот раз против благородной Конфедерации? — грозно вопрошал Пелешун и тыкал толстым, похожим на довоенную сардельку пальцем прямо в нос генералу.
— Долг свой во благо Империи сознаю и всячески намерен сему споспешествовать! — непонятно, но значительно бормотал генерал, безуспешно пытаясь не глядеть на сардельку.
Пелешун грузно сполз с кресла и чувствительно взял генерала за плечи. — Признавайся, корыто с помоями, или я из тебя выпущу душу наружу!
Он затряс генерала, как плодовое дерево черного овоща в сезон урожая. Тряс, тряс, тряс…
— Генерал! — ласково произнес знакомый голос. — Очнитесь!
Спящий размежил веки. Перед ним, как в диковинном искаженном аттракционе, проступило лошадиное лицо майора, так преданно трудившегося в конюшне генерала над подготовкой Керли Ванга для засылки в прошлое.
— Что такое? — пролепетал генерал и сел на походной койке. Спал он здесь же, в своем кабинете, забыв на военное время радость общения с супругой, которую загодя, еще до начала войны, отправил в имение.
— К вам пришли! — Майор на два такта развернулся и, печатая шаг, скрылся за дверцей, расположенной рядом с камином.
— Кого это дьявол в такую рань прислал? — подумал вслух генерал и стал одеваться. Потом побрызгал на лицо водой из миниатюрного бассейна, в котором лениво шевелили хвостами серебристые рыбки с длинными усами. Потом уселся за рабочий стол, достал из ящика несколько папок с маловажными документами, распределил бумаги по всей полированной глади столешницы — чтобы посетитель должным образом настроился, что, мол, отрывает хозяина от серьезного занятия, — собрался с мыслями (проклятая довоенная сарделька сильно мешала!), придал личику сосредоточенное выражение и сказал:
— Входи, мой хороший! Я жду.
Дверь отворилась, пропуская в кабинет худосочного юношу в парадной офицерской форме, с аксельбантом через правое плечо и с императорскими вензелями на витых погонах. Не по уставу был только шейный дамский платок, небрежно заткнутый за ворот, да ножны, в которых полагалось находиться шпаге, были без содержания. «Молодцы, караульные! Не зря я столько лет посвятил их муштровке!»
— Керик, радость моя! Вот уж кого не чаял увидеть! Не ожидал, право, не ожидал!