Вечный порт с именем Юность. Трилогия
Шрифт:
– Как определяли имя, фамилию ребенка?
– Если группа доезжала без особых приключений, у сопровождающих были списки.
– А самые маленькие?
– Некоторым в одежду вшивались пластмассовые солдатские патрончики. В них все данные. У других бирочки на шее, на запястьях. Но попадались и безымянные. Ведь в такой ужасной дороге терялись не только бирочки…
– И много безымянных?
Анна Родионовна задумчиво помешала ложкой в стакане.
– Были! Особенно малыши. Не все даже помнили имя.
– В этих
– Мы придумывали сами.
– Не помните ли, как попал к вам Семен Пробкин?
– Вы его знаете? – вскинула густые брови Анна Родионовна. – Ах да, вы же говорили, что работаете в аэропорту. Вместе с Сеней?
– В одной эскадрилье.
– Сеня и еще Вася Туманов – мои любимчики. Особенно Вася. А Сеня ершистым рос мальчиком, непослушным. Зато за все время нашего знакомства ни разу не соврал! Вася, тот ласковый был, его все любили. Навещают они меня и сейчас, только Вася реже. Оба мои крестники. Это я дала Семену такую неблагозвучную фамилию. И теперь, когда он вырос, казню себя. – Анна Родионовна взглянула на Романовского виновато. – Но если бы его тяготило, он мог сменить… Правда?
– Значит, Пробкин – не настоящая фамилия Семена?
– Вот Вася совсем не говорил…
– Извините, меня интересует сейчас Семен.
– И имя, может быть, у него неточно… В тот вечер пришло несколько машин. Ребята дышали на ладан. Их нужно было поскорее пропустить через регистратуру, баню, накормить и уложить. Мы смертельно устали…
Романовский слушал не перебивая. Он представил плохо протопленную тесную комнату детского приемника. Наскоро помытые и накормленные дети подходят к сестре Анне и протягивают бирочки.
Сестра списывает с них данные в журнал.
Вводят мальчика лет трех-четырех. В руках у него ничего нет. Анне все понятно. Она уже знает историю автоколонны, перевозившей этих детей через Ладожское озеро. Две машины ушли под лед.
Немногих удалось спасти. И у этих немногих в глазенках непогасший страх. У некоторых провал памяти.
– Как тебя зовут? – спрашивает она мальчика.
– Се-а-ня, – кривит он обметанные лихорадкой, губенки.
– А как фамилия твоя, Сеня?
Мальчик молчит, угрюмо сверкая белками из-под белесых бровей.
– Говори, Сеня. Хочешь конфетку?
На ресничках у малыша закипают слезы.
– Зачем же плакать? Ведь ты мужчина! Вспомни, какая фамилия у твоей мамы? Как звали папу?
В это время в соседней комнате, где расположен хозяйственный склад, что-то тяжелое падает со стеллажей. Грохот. Зрачки мальчика мгновенно расширяются, он неожиданно закидывает стриженую голову, и полный ужаса крик встряхивает детприемник.
Его уносят. Анна устало опирается лбом на руки. Вводят другого малыша. Анна снова берется за перо, вздыхает, и на лист бумаги перед ней ложатся неровные буквы:
«Семен…»
Отчество приписывает свое: «Родионович…»
Потом, глянув на бутылку с чернилами, пишет фамилию: «Пробкин, год рождения 1940. Ленинград».
– Так что имя у него может быть не Семен, а Саня, Александр. Вот Васю записывала другая сестра. Он был весь прозрачный от голода и глазки светленькие. А на дворе туман стоял. Она и записала его Василием Тумановым.
Посидели молча: Анна Родионовна – обхватив ладонями стакан, Романовский – держа в руке ненадкусанный пирожок.
– Когда Семен уходил из детдома в ФЗО, ему дали медальон. Вот посмотрите. Не помните эту вещь?
По лицу Анны Родионовны Романовский понял, что она видит медальон впервые.
– Рюкзачки и мешочки детей в пути часто обезличивались. Но почти на всех вышивались инициалы. Может быть, медальон лежал в мешочке с инициалами, похожими на Сенины? Но это только мое предположение, а так, убейте, не помню. Прошло столько лет, человека забыть трудно, а вещи… Если они не указывали на фамилию ребенка, мы не обращали на них внимания… Хотите, покажу вам фотографию всей нашей группы перед выпуском в ФЗО?
Анна Родионовна достала из пузатого комода альбом и, полистав его, вынула большой групповой фотоснимок.
– Вот я! Вот Ава Поваров – кругленький был, как колобок, тоже где-то в авиации служит.
– Спасибо за рассказ, Анна Родионовна. Если вспомните еще что о Семене или встретите людей, помнящих его малышом, позвоните мне. Хорошо? – Романовский вырвал из записной книжки лист и написал номер телефона. – Не буду злоупотреблять вашим временем. О моем визите Семену пока не говорите. До свидания!
– Борис Николаевич! – уже на лестнице окликнула Анна Родионовна. – Вы точно уверены, что на медальоне фотография отца и сына?
– Абсолютно.
– Тогда возьмите нашу групповую фотографию – мальчики здесь довольно крупно! – и вместе с медальоном сдайте на экспертизу. В научно-техническом отделе милиции установят, идентичны ли портреты, независимо от возраста.
– Спасибо! Я обязательно воспользуюсь вашим советом.
Глава 6. Ты должен встать!
Терещенко пришел к Аракеляну, когда тот набрасывал конспект своего выступления на отчетно-выборном собрании. Доклад он решил подготовить острый и несколько не обычный по форме. Для этого нужно было время и уединение, поэтому приход командира его не очень обрадовал.
– Присаживайтесь, товарищ командир.
– Благодарю, Сурен Карапетович. – Терещенко сел на стул верхом, опершись локтями о спинку. – Давно хочу спросить вас, почему за долгое время совместной работы вы ни разу не назвали меня по имени-отчеству?