Вечный шах
Шрифт:
раздражавшее его молчание, Ларионов. Хотел, чтобы к нему относились
серьезно.
– А чего спрашивать?
– ответил Смирнов.
– Выпьешь, и сам расскажешь.
– Ты как всегда прав, - подтвердил Ларионов.
– Расскажу.
Питух он был никакой. Для форсу опрокинул стакан одним махом, но не
сумел как следует придержать дыхание, и оттого, закашлявшись, допустил
водку гулять по пищеводу сюда-туда. От нечеловеческих усилий загнать
сорокаградусной в желудок слезы выступили на его страдальческих глазах. Но
загнал-таки, вздохнул освобожденно, откусил огурец и, жуя, смахнул
ладошкой набежавшую слезу.
– А еще генерал, - осудил его неумелость Казарян. - Разве генералы
так пьют?
– Генералы так не пьют, - согласился Ларионов. - Генералы пьют из
деликатной посуды.
– А за что тебя в отставку, Сережа?
– поинтересовался вдруг Алик.
– Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
– За Ларионова ответил
Смирнов.
– Спустил на тормозах дело Грекова, обрубил концы и гуляй, Вася.
Так, генерал в отставке?
– Так, да не так, - не то подтвердил, не то отверг предположение
Смирнова генерал в отставке, одновременно закусывая.
– Может, перестанем в
кошки-мышки играть, Саня? Может, все-таки спросишь, зачем я пришел?
– Ты пришел, чтобы узнать, насколько серьезно мы за тебя взялись и до
какого дна докопались. И еще. Больше тебе некуда идти.
– Так уж и некуда!
– обиделся Ларионов.
– Некуда, - еще раз уверенно заявил Смирнов. - Дело-то ваше
секретное, и о том, что оно провалилось, ты можешь поговорить с тем, кто
знает о нем. С работодателями своими ты говоришь только тогда, когда они
тебя вызывают. Ну, а к нам, влезшим в эти вонючие тайны помимо твоего
желания, по старой памяти можно припереться и без спроса.
– Когда вы с Ромкой окончательно поняли, что в этом деле задействован
я?
– В принципе мы не собираемся отвечать на твои вопросы, - вместо
Смирнова ответил Казарян.
– Но на этот ответим. Окончательно поняли, когда
ты пятнадцать минут тому назад заявился сюда. А догадались после того, как
узнали подробности операции по укрощению группировок. Почерк-то знакомый.
– А чистенько я их накрыл, а?
– погордился Ларионов.
– Хвастаться нечем, - осадил его Казарян.
– Методика-то Саней была
разработана еще лет двадцать-тридцать тому назад. Правда, коварство,
подлость и вранье - твои. Этого не отнять.
– Подлость! Коварство! - приличная доза сделала свое дело, и
Ларионова
– Если вам еще не надоело жить в
бардаке, именуемом перестройкой с демократическим образом жизни, то мне
надоело до блевотины. Мне надоело, что моя Москва разлагается, как
тифозный труп. Мне надоели разбитые мостовые, вонючие подворотни,
засранные и зассанные дворы, мне надоели кооперативные палатки с
немыслимыми ценами, пустые государственные магазины и очереди, очереди,
очереди. Мне надоели гнусные молодчики, вдруг ставшие хозяевами жизни, мне
надоели старые начальники, обтяпывавшие только свои делишки, мне надоели
новые начальники, считающие, что все происходящее сегодня - в порядке
вещей.
– Больная совесть Москвы, - оценил ларионовские переживания Казарян.
– И что же ты сделал, чтобы защитить нас от этого безобразия?
– Мне предложили навести порядок в нашем городе, и я согласился.
– Кто предложил?
– спросил Алик.
– Главное, не кто, а что. Катастрофически ухудшающееся положение в
городе и стране.
– Ну, а не главное? Кто?
– настаивал Казарян.
– Не мой секрет, Рома. Поэтому ответить не могу.
– Можешь не отвечать, - сказал Смирнов.
– Догадываемся. Я спрошу тебя
о другом: какой порядок предложили тебе навести в городе? Новый?
– Ты же не собирался задавать мне вопросы, - напомнил Ларионов.
– Но
я отвечу, Саня. Не новый. Твердый.
– И для этого создали этот идиотический комитет общественной защиты.
Затейка-то пованивает, - отметил Смирнов. - Ничьи спецназы и
самообразовавшийся комитет! Забавно, забавно. Комитет из лучших
представителей всех слоев общества призывает к защите отечества, и ничьи
спецназы по их призыву устанавливают твердый порядок, столь необходимый
замордованному обывателю. Приводится в рабочее состояние проржавевшая
машина управления, все становится на свои места и Комитет, как фиговый
листок, прикрывая неприличные органы, до открытого осуществления
диктатуры, делает вид, что он - власть. Это при удачном для определенных
кругов раскладе. А при неудачном - дурацкий этот комитет делается козлом
отпущения и отдается на растерзание демократической общественности, как
организатор антиконституционного заговора. Умозрительно все вроде
продумано безукоризненно. Но...
– Смирнов запаузил, чтобы выпить водички,